Словом, мы испытали райское наслаждение, посильней «Баунти». Все в ссадинах и ушибах, мы были самые счастливые люди на земле! Вот это романтика, вот это я понимаю!
А вчера мы участвовали в каком-то народном торжестве. Не знаю уж, какой у них там праздник был, но отмечали его почище седьмого ноября. Разве что парада военной техники не было.
Жители Папеэта, облачившись в национальные костюмы, высыпали на улицы, они пели и танцевали, обнимались и шутливо дрались друг с другом, смеялись и пили вино. На главной площади устроили такую свистопляску! Это вообще умора! Развели костер, и вокруг него начали бегать мужчины и женщины в набедренных повязках. В руках они держали длинные копья с заточенными наконечниками. При этом они произносили что-то вроде заклинания, зловеще скалили зубы и возносили молитвы языческому божеству.
Нам объяснили, что эти туземцы не настоящие, что это обыкновенные артисты, разыгрывающие театральное представление. А племен на Таити уже давным-давно не существует, от них остались лишь жалкие воспоминания в виде глиняных лачуг, охраняемых государством как исторические ценности. А «туземцы» вдруг вознамерились принести своему божеству жертву. Толпа зрителей потирала ладоши в предвкушении кровожадного зрелища. Я так поняла, что в жертву приносился маленький, беспомощный барашек. Его связали и понесли к костру.
Дальше я смотреть не хотела. Ненавижу, когда над животными издеваются. Дикари...
Георг согласился со мной, сказал, что и ему противно и что сжигать барашка более чем негуманно. Заключительная часть празднования прошла без нас.
Мы направились в музей Поля Гогена. Оказалось, что этого художника почитали на Таити как национального героя. Еще бы! Так воспеть своим творчеством эту страну! Да кто бы знал о ее существовании, если бы Гоген не постарался? Музей размещался в одноэтажном, хлипком на вид домике. Дом как дом. Соломенная крыша. Три комнатки. Из окон открывается живописный пейзаж — горы и океан. Пародия на музей.
Но зато здесь царила такая атмосфера! Атмосфера чего-то сказочного, таинственного, загадочного... Будто тебя переносит на сто лет назад. Даже чуть зябко становится. От обиды, что всем людям суждено умереть, а картины останутся. Они будут всегда. Вот что страшно... И несправедливо до чертиков.
Итак, мы с Георгом стояли перед одной-единственной картиной великого Поля Гогена. Все остальные, наверное, давно разлетелись по свету, здесь оставили самую неудачную. Картина такая — на берегу оранжевого моря отдыхает красная собака, а рядом с собакой играют на каких-то дудках две практически голые женщины. А женщины написаны в стиле «палка, палка, огуречик, вот и вышел человечек». Ей-Богу, не вру. Лица кривые, плоские, озлобленные. Что здесь выдающегося?
Я, вообще-то, не понимаю, почему Гогена считают гением... Честно, не понимаю... Может, я дура? Каменюка бесчувственная? Помнится, я в младенчестве так малевала. Брала акварельные краски и давай по бумаге бредятину выводить. Мамке очень нравилось... Она думала, что во мне зреет настоящий талант, что когда-нибудь я обязательно поступлю в Суриковское училище.
А вот Гоген в Суриковское точно бы по конкурсу не прошел. Завалился бы на первом туре. Кому охота возиться с учеником, у которого грудничковое мышление?
Почему собака красная, а море оранжевое, я вас спрашиваю? Не знаете? Я тоже... И Георг в точности не был уверен, но все-таки высказал предположение:
— Гоген воплотил свои мечты о гармонии мира, поэтическом единстве человека и природы. Его творческие изыскания прокладывали путь символизму и стилю модерн...
— Ого! — Я не могла скрыть своего восхищения. — Откуда такие познания?
— Я был в Бретани. И посетил там маленькую деревушку Понтавен... — Георг довольно долго припоминал название деревушки. Видимо, в Бретани он был давно.
— Ну?
— В Понтавене находилась школа Гогена. В ней он передавал свое мастерство ученикам. Школа так и называлась — Понтавенская. Я там многое узнал о его творчестве... У него была очень тяжелая жизнь... Очень тяжелая... И душа у него болела.
— Ты настоящий кладезь. И я тобой горжусь. Прости, что стою рядом, профессор.
— Я не профессор. Просто люблю живопись.
— И тебе нравится это?
— Да... — Он словно оправдывался передо мною. Будто ему было стыдно, что он посмел похвалить творчество Гогена. — Мне нравится.
— Ну, я не знаю... Что тут хорошего? Почему собака-то красная?