И тут уж он заливался.
— А знаешь, почему в шведских машинах дворники ставят не снаружи, а внутри?
— Ну!
— Потому что шведы так ездят — б-р-р-р-р! — заурчал он, сочно разбрызгивая слюну.
Даже таксист улыбался — смех принца мог расшевелить и самого угрюмого мизантропа.
В аэропорту он бросился к кассе, потом спохватился, побежал куда-то к администраторам, вернулся радостный:
— Летим! Держи свой паспорт! Все визы в порядке! Первая остановка на Фиджи, потом в Маниле, потом Токио и... Ты хочешь есть?
— Нет, Гоша...
— Через двадцать часов мы будем...
— А впрочем, я бы выпила холодного соку.
До отправления самолета мы выпили и соку и даже поели. Ждать пришлось довольно долго. Поэтому, усевшись в кресле «Боинга», мы, не сговариваясь, откинули спинки и уснули, как два младенца.
...В Маниле мы были поздней ночью. А в Токио утром.
— Ты видела город? — спросил Георг.
— Нет, никогда.
— Все, сейчас же едем! До нашего отлета — два часа, мы успеем многое посмотреть. Что ты! Это город двадцать первого века! Всюду компьютеры, техника, они даже сморкаются в специальный механизм.
На площади к нам сразу же подкатило такси, и улыбающийся водитель сказал на чистом английском:
— Сегодня землетрясений не будет. Мою тещу мучает радикулит.
— А что говорят сейсмологи? — спросил Георг.
— Я, сэр, не доверяю этой технике. Моя теща вернее.
Я рассмеялась.
— Вот тебе и двадцать первый век.
— Куда едем?
— Минутку, — сказала я. — Гоша, мне надо сбегать... Ну, ты понимаешь?
— В туалет? — просто спросил он.
— Ну да, да... Что-то я...
— Это все самолетная пища!
— Я не бледная?
— Нет, нормальная.
— Тогда поцелуй меня. Только крепко-крепко.
— С удовольствием!
И он меня поцеловал...
Через десять минут я была уже в самолете. А еще через полчаса самолет взлетел и взял курс на Москву. Больше Георга я никогда не видела...
Глава 32
Дома
Дура! Наверное, я самая обыкновенная дура! Но почему-то не хочу оправдываться и даже что-либо объяснять. Я только повторяю — ни о чем не жалею...
Москва встретила меня промозглым осенним дождем, грязными лужами, толкотней и русской несдержанной речью.
— Двадцать баксов, красавица, — подлетел ко мне шустрый таксист, — и в любой конец Москвы.
— Согласна, только деньги потом, когда приедем.
— Потом — неинтересно, — сразу заскучал шофер.
— Как ты сказал? Повтори?
— А чо я сказал? Двадцать баксов.
— Нет, дальше.
— Дальше — скучно...
— Точно. Слушай, как это точно!
Видно, у меня была такая дурацкая улыбка, что шофер предпочел растаять в толпе. До дому я добралась на автобусе. Замерзла, окоченела, но блаженная улыбка все не сходила с лица. Ах, какой мудрец этот водила!
Илья смотрел на меня, как побитая собака, словно это не я пропадала неизвестно где, а он. Напустил мне ванну горячей воды, принес крепкого чаю, стопку газет со статьями о фестивале и моей награде.
— Мне с тобой посидеть? — спросил.
— Посиди.
И он сел на крышку унитаза — тихий, родной, милый, добрый и все понимающий. Он так ни о чем и не спросил. Только когда уже ложились спать, сказал:
— Искали тебя тут все... Волновались...
И только в этот момент я поняла — я дома.
А на следующее утро, словно о моем приезде сообщили в теленовостях, телефон раскалился от звонков. Первой, конечно, была Марина.
— Ты знаешь, — начала она, — что ты у нас больше не работаешь?
— Нет, Марина Васильевна, не знаю.
— Так вот, знай! Репетиции идут без тебя. Мы вводим на твои роли Поплавскую.
— Поплавскую? Понятно.
— Что тебе понятно?! — закричала Марина.
— Понятно, что Поплавскую, — сказала я.
— А что прикажешь делать?! Да, она бездарь! Но она ходит на работу! И, заметь, регулярно!
— Понимаю-понимаю...
— Слушай, ты не смей со мной так разговаривать! Думаешь, мне самой она нравится? Но ты же ставишь нас в невозможные условия! Ты непредсказуема! Ты взбалмошна! Ты вообще сумасшедшая!
— Это верно, — согласилась я.
— Уж насколько я мирный и уживчивый человек, а ты и меня!..
— Точно, — сказала я без тени иронии.
— Значит, договоримся так, если будешь издеваться надо мной — в театр ни ногой! Поняла?
— В какой театр, Марина Васильевна?
— В наш! В твой!
— Это понятно, я же уволена.
— Чтоб завтра в одиннадцать на репетиции как штык! — заорала Марина.
— Я приду в десять.
— Зачем?!
— Чтобы вы успели примерить пеньюар.
— В половине, — буркнула Марина и бросила трубку.