Выбрать главу

Айра с Никой оживленно обсуждали предстоящую работу, разные детали рекламной кампании своей фирмы, разрабатывали анкеты для будущих клиентов, выясняли через Интернет координаты зарубежных брачных агентств, включая страны ближнего зарубежья, искали подходящее помещение для офиса. И, конечно же, готовили милые сюрпризы и подарки друг для друга.

Айра верила, что ее жизнь, наконец, обретет определенность во всех областях. Но самое главное заключалось в том, что они с Андреем были вместе.

И это случилось, когда она потеряла всякую надежду, решив, что не судьба им любить друг друга, иметь семью, быть вместе. О Тимуре Айра старалась не думать.

Одинокий волк

Тимур Назаров вернулся в Астану, когда до Нового года оставалось всего лишь два дня. Не успел он переступить порог, как сразу понял, что в квартире кто–то есть.

Негромко звучала музыка, а из кухни доносились вкусные, очень аппетитные запахи. Предположив, что тетушка Сабина, которой он на всякий случай оставил запасные ключи от своей квартиры, решила сделать ему сюрприз, и прибыла в его отсутствие в северную столицу, Тимур направился в комнату.

Но в кресле перед телевизором сидела в уютном светлом халатике его единокровная сестра Лейла, с которой они чуть было не поженились, любили друг друга, но расстались по инициативе Леи спустя каких-нибудь полгода после их переезда в Астану.

Не заметив Тимура, Лейла увлеченно продолжала смотреть телевизионные новости, а он, прислонившись к дверному косяку, от внезапной сильной, душевной боли прикрыл глаза, одновременно одной рукой массируя в области сердца.

Сейчас Тимур и сам не мог себе сказать, что же это было на самом деле: подлинная любовь, либо какое-то наваждение рассудка?

Безусловно, для них обоих было огромным потрясением узнать накануне свадьбы, что они являются единокровными братом и сестрой, что у них — общий отец. Непонятно, как тогда, в те невероятно трудные, мучительные дни, им удалось вообще сохранить свой разум.

Было смертельно больно. Оправившись от первого шока, Тимур с Леей начали ломать голову над тем, что им делать, как теперь дальше жить?

В абсолютном затворничестве от внешнего мира прошли десять дней, проведенных в квартире Лейлы. Черные волосы Тимура прорезала широкая белая прядь. Лея осунулась и побледнела.

Оба страдали от жестокой бессонницы, и даже в те недолгие часы, когда им удавалось заснуть, их мучили разные кошмары. Длительная неопределенность способна свести с ума и, наконец, Тимур, не найдя другого выхода, предложил Лейле уехать в новую столицу, чтоб вдали от пересудов и любопытных глаз, от всего, что могло им напомнить пережитую трагедию, попытаться начать все сначала.

Лея, не представлявшая своей жизни без возлюбленного, горячо его поддержала.

Астана встретила новых переселенцев дождем и сильным, пронизывающим ветром, но, донельзя вымотанные душевными переживаниями, Тимур с Лейлой были просто рады и перемене места, и перемене климата.

Арендовали однокомнатную квартиру. Не сразу, но нашли приличный офис, попытавшись с головой уйти в работу. Начинать с нуля на новом месте было одновременно сложно и интересно. Шаг за шагом агентство по трудоустройству «Кашалот» приобретало в северной столице известность, уважение и популярность.

А осенью мама Роза, убедившись в твердости намерений Тимура с Лейлой обосноваться в Астане, предложила молодым свою помощь в приобретении квартиры. Женщина хотела оформить для них кредит под свой небольшой бизнес.

Немного поколебавшись, Тимур согласился взять недостающую сумму в долг, пообещав при первой же возможности вернуть деньги.

Новые, приятные хлопоты несказанно радовали.

Спустя несколько месяцев Тимур обнаружил, что воспоминания о прошлом уже не причиняют ему прежней сильной боли. Мало-помалу он привыкал и к своему новому месту жительства, и к суровому климату, характерному для здешних краев, и к особенностям менталитета местных жителей.

Астана даже начинала ему, уроженцу теплой, зеленой, ласковой красавицы Алма-Аты, все больше нравиться. Он мечтал, чтоб поскорее наступила осень, поскольку, по мнению Леи, это был самый подходящий сезон для свадебного торжества.

Однако Лейла вдруг не на шутку затосковала.

В отличие от Тимура, в первые месяцы пребывания в Астане под впечатлением новых мест и знакомств она как–то быстро отошла от пережитого потрясения, взявшись с большим энтузиазмом за обустройство их быта и организацию работы фирмы, время от времени в одной из местных газет публиковала свои материалы на социально – культурные темы, с удовольствием гуляла на набережной Ишима, с оттенком легкой грусти вспоминая Неву и знаменитые петербургские белые ночи.

На прошлое между ней и Тимуром был наложен негласный запрет, об отце они вообще не упоминали.

С приходом дождливой и слякотной осени настроение Леи резко изменилось.

При виде утопающих в непролазной грязи дорог, холодного пронизывающего ветра, от которого невозможно было нигде скрыться, унылого, как будто бы заляпанного грязью неба, беспросветной окружающей серости, на ее глаза невольно наворачивались слезы. Хотелось куда-нибудь спрятаться, лишь бы не видеть этого, угнетающего душу кошмара.

День за днем депрессия Лейлы усиливалась, ее замучили воспоминания о прошлом. Все чаще под самыми разными предлогами она стала отказываться от интимной близости с Тимуром – ее любовью, и одновременно жестоким наказанием за эту, запретную обществом любовь.

Мысль о нарушении святого табу не давала покоя ни днем, ни ночью. Она ощущала себя падшей женщиной, павшей настолько низко, что сложно было придумать покаяние, способное хоть чуточку искупить совершенный ею, пусть по незнанию, но ужасный грех.

Однако от всех расспросов Тимура Лейла упорно уклонялась, все больше и больше увязая в созданном собственными руками невыносимо тяжелом чистилище.

Однажды на центральной площади Астаны она случайно встретила своего бывшего коллегу – режиссера, с которым Лея когда-то работала на петербургском телеканале. Он ей очень обрадовался.

Они с удовольствием посидели в маленьком уютном кафе, вспоминая различные интересные моменты их совместной работы, общих знакомых, друзей.

А потом старый товарищ, всегда очень ценивший мастерство талантливого, неординарного журналиста Лейлы Майоровой, рассказал, что уже в скором времени начнется работа над любопытным и многообещающим в творческом плане новым проектом, руководство которым доверили ему, и что он был бы искренне рад, если бы Лейла вернулась на их канал принять участие в данном проекте. Все остальные вопросы он обещал уладить.

У Лейлы закружилась голова. Она внезапно почувствовала, как безумно соскучилась по телевизионной работе с ее совершенно сумасшедшим, особым, интенсивным темпом жизни, с невообразимо оригинальными ситуациями, с атмосферой всеобщего единения и понимания в момент подготовки программы, и дикой усталости, и непередаваемой радости от удачной работы.

Она ужасно соскучилась по влажному, родному воздуху Петербурга; по его красивым, широким, современным проспектам и маленьким, очень уютным улочкам; по величавым, божественно-прекрасным храмам; по прекрасным театрам и концертным залам; по интеллигентным, самобытным старушкам с трогательными седыми буклями на голове, исправно посещающими все театральные премьеры, каких нельзя больше встретить ни в одном городе мира; соскучилась по всей прежней, наполненной смыслом жизни.

Узнав, что Лейла хочет вернуться в Петербург, Тимур, у которого при этом известии враз потемнело в глазах, немного помолчал, а потом коротко и сухо обронил: «Поступай, как знаешь. Это твое полное право».

Спустя пару дней он проводил Лею в аэропорт, и больше ничего о ней не слышал.

Лейла оторвалась от экрана телевизора, чтобы пройти на кухню и проверить свою выпечку. Увидев все еще стоявшего в дверном проеме Тимура, девушка от неожиданности вздрогнула, а потом ее черные, раскосые и до боли родные глаза вспыхнули радостным светом.