Я искренне поблагодарил его и известил, что завтра же с утра должен буду, к сожалению, отправиться в путь – неотложные дела ждут меня в Петербурге.
Услышав это, он сказал:
– Хочу предупредить вас, мой любезный друг... Следующий на вашем пути – губернский город N., и губернатором там вот уже тридцать лет состоит благороднейший из россиян... – Он улыбнулся. – Что греха таить, мы все не ангелы и, если видим, что где-то что-то плохо лежит, не забываем о своих малых нуждах. Но у него лежит плохо все.
Я вопросительно посмотрел на градоначальника.
– Понимаете, мой любезный друг, он действительно украл все, проявив выдающиеся способности на этом поприще. Желаю вам спокойной ночи.
С этими словами он удалился, а в комнате появился лакей, который отвел меня в отведенные мне покои.
Украденный город
Следующим утром, как только забрезжил рассвет, я был уже в седле. Путь мой лежал через губернский город N., о котором меня предупреждал малорослый градоначальник, хотя смысл его предупреждения оставался для меня пока туманным. Однако вскоре я вполне понял, что тот имел в виду, когда из свойственной ему деликатности выразился на сей счет столь неопределенно.
Что меня ждало в славном городе N. и к чему мне следовало готовиться, стало ясно лишь на ближних подступах к городу.
На утро седьмого дня безостановочной скачки (читатель уже осведомлен о бескрайности российских просторов) я увидел то, что, видимо, и должно было являться городом N., потому что никаких других городов в этом месте на карте, по коей я ориентировался, не значилось.
Очертания города на горизонте имели довольно странный вид, поскольку, если меня не обманывали глаза, весь город, несмотря на свой губернский статус, состоял из двух-трех сооружений, впрочем, довольно внушительных.
Когда к середине дня я приблизился к городу настолько, что мог с уверенностью сказать: нет, мои зоркие глаза меня не обманывают, я уже был абсолютно уверен, что город и в самом деле состоит из двух зданий, одно из которых было величественным храмом, какому могла бы позавидовать любая европейская столица, а другое – не менее величественным домом со всевозможными хозяйственными пристройками, оказавшимся домом местного губернатора, исполнявшего также функции градоначальника.
Не знаю насчет всей губернии, но начальствование в таком городе показалось мне занятием курьезнейшим, поскольку городок этот поражал меня полным отсутствием чего бы то ни было, если не считать уже упомянутых мною дома самого городского головы и громадного храма напротив. В остальном же здесь не было ничего – ни каких бы то ни было зданий, ни дорог, ни фонарных столбов, ни даже будок для караульных. Недаром голова города, в котором я останавливался неделей ранее, сияя обворожительной улыбкой, поведал мне, что хотя и сам он не без греха и если что под руку попадет, то не преминет прибрать, то соседний градоначальник украл все, что можно, и теперь присматривается к владениям соседей. Теперь я понял, что слова его нужно было понимать в буквальном смысле: местная власть и в самом деле украла все, причем сделала это с такой ловкостью, что и следа похищенного не осталось.
Я предъявил градоначальнику документы и представился как знатный иностранный путешественник, барон, спешащий в Петербург, но по пути желающий повидать местные достопримечательности.
Городской голова был невысок, крепкого сложения и абсолютно плешив – принимал он меня в домашней обстановке, без парика, но тем не менее я не имел возможности лицезреть эту совершенно голую голову (о том, что она гола я узнал, когда градоначальник снял на мгновение свой картуз, с которым не расставался, видимо, даже в постели, и я в залоснившейся в пламени свечей лысине увидел свое собственное отражение. Сей градоначальник тоже был невелик ростом, а поскольку меня Господь статью не обидел, я смотрел на моего хозяина сверху вниз, и факт его плешивости не остался мною незамеченным).
Градоначальник рассыпался передо мной в улыбках и вежливостях, однако стол к позднему обеду – до которого мне пришлось еще выслушать его рассуждения на разные темы и совершить экскурсию по обширному хозяйству, – накрыл довольно скудный, заставив меня призадуматься: то ли хозяева при всем своем богатстве (а дом поражал роскошествами) и себе отказывают в еде, то ли хотят сэкономить на госте.
Вела все это хозяйство его жена, а сам он, как он сообщил мне, улыбаясь от уха до уха, питает склонность лишь к пчеловодству, и кабы не служебные обязанности, с пасеки бы не выходил.