– Вы считаете меня таким старым?
Она кивнула и в подтверждение своих слов укатила без него, бросив через плечо такой взгляд, что ему захотелось немедленно поймать ее.
Он подмигнул ей и поднажал, прекрасно понимая, что, видимо, закончит эту гонку, шлепнувшись на лед и выставив себя на всеобщее посмешище.
Но огонь в ее глазах заставлял его не снижать скорость, забыв о том, что ему следовало делать. А следовало ему, вместо того чтобы флиртовать с девчонкой, отозвать ее в сторонку и прямо сказать, что она и он не подходят друг другу. Объяснить раз и навсегда, что все ее мысли о «естественных склонностях» основаны на письмах, написанных семидесятидвухлетним стариком и его таким же ни на что не способным, но претендующим на романтичность секретарем.
Хотя это не отвратило его от мысли о том, что было бы неплохо преподать этой разглагольствующей о приличиях мисс урок страсти.
И он продолжая продвигаться по льду на дрожащих ногах, дико размахивая руками, с тем же отчаянным упорством, которое гнало его вперед в Бадахосе, если не считать того, что вместо французов он гнался за леди, которая, несомненно, была сумасшедшей.
А может быть, он сам сходит с ума, потому что мог бы поклясться что, стоя перед ним на коленях и поправляя крепления на его коньках, она взглянула на него таким взглядом, словно напрашивалась на поцелуй?
Тэтчер запнулся, попробовал удержать равновесие, но все-таки шлепнулся и услышал ее смех.
– Что вас так развеселило? – спросил он.
– Вы, – ответила она. – Я думала, что вы убьетесь, пытаясь догнать меня. – Она описала вокруг него кружок, закончив хорошеньким пируэтом. Губки у нее раскрылись, так и напрашиваясь на поцелуй.
– Я, черт возьми, был весьма близок к тому, – сказал он. – Как бы вы себя чувствовали, зная, что убили меня, так и не узнавшего, что такое поцелуй?
Она вытаращила глаза:
– Вас никто никогда не целовал?
Он наклонился вперед и стоял теперь достаточно близко, чтобы уловить легкий аромат ее духов – запах цветов, который было странно ощущать среди зимы.
– Нет, меня никто никогда не целовал, – заявил он. – Тем более почти герцогиня.
Пожалуй, он переоценил ее кокетство и желание, чтобы ее поцеловали.
Потому что мисс Лэнгли широко раскрыла глаза, но не с любопытством, а с возмущением.
Но кое-что в ней он недооценил. Он недооценил, насколько безупречной была на самом деле Фелисити Лэнгли.
Потому что ручка леди, сложившись в хорошенький кулачок, нанесла точно рассчитанный, сокрушительный удар ему в живот.
– О-ох! – охнул он и, как будто мало было этого оскорбления, не удержался на ногах и снова шлепнулся на лед.
Некоторое время он, не шевелясь, лежал с закрытыми глазами, благодаря Всевышнего за то, что она не подбила ему глаз и не свернула на сторону нос.
– Мистер Тэтчер? – окликнула она. Он продолжал лежать – недвижимый, как камень. Он слышал, как она подкатила к нему. Вероятнее всего, для того, чтобы восторжествовать над поверженным врагом.
– Мистер Тэтчер?
На сей раз она произнесла это, хотелось надеяться, даже с некоторым беспокойством.
Она снова тряхнула его, забыв о том, что может причинить ему боль.
– Мистер Тэтчер, мистер Тэтчер! – Когда это не сработало, она весьма ощутимо толкнула его локтем. – Мистер Тэтчер, так дело не пойдет! Вы не можете умереть здесь, на виду у всего города. – В отчаянии тряхнув его еще несколько раз, она затихла, и он вдруг почувствовал, как ее пальчики пригладили пряди волос, упавшие ему налицо. – Прошу вас, сэр, придите в себя! Кто-нибудь может заметить, и это едва ли… это будет просто… – Она провела рукой по его щеке и остановилась возле губ, которые вдруг дрогнули.
– Неприлично? – подсказал он ей, открывая один глаз.
Глава 5
Хьюберт Мурби, граф Ламби, 1780 г.р.,
единственный отпрыск лорда и леди Ламби,
его мать является родственницей, хотя и дальней, герцога Шеффилда;
местожительство: Мурби-Парк, дом на Беркли-сквер, другой – на Сент-Джеймс.
Примечание. Согласно «Биллингсуорту», Мурби-Парк знаменит отличными видами и хорошими охотничьими угодьями, а это, вполне возможно, означает, что дом там – старье времен Тюдоров, над которым не имеется даже приличной крыши. По слухам, граф – большой любитель собак и лошадей, но плохой танцор. Содержит лондонский домна Беркли-сквер для своей матушки, что говорит о наличии у него здравого смысла, как считают те, кто знает графиню.
Фелисити, сидевшая на корточках, отпрянула назад и шлепнулась на лед.
– Как вы осмелились позволить мне думать, что вы…
– Ранен? – подсказал он.
– Да, и…
– Мертв? – снова предложил он.
Она указала на него пальцем:
– И это тоже. Как вы посмели?
Он сел и улыбнулся ей:
– Если бы я этого не сделал, то никогда не узнал бы всей глубины вашего чувства ко мне.
Хотя пальцы Фелисити все еще сжимались в кулачок, словно для того, чтобы удержать тепло его щек, ее практичная натура уже одержала верх, и она возмутилась:
– Глубина моего чувства? Понятия не имею, о чем вы говорите.
– А то, что вы испугались, подумав, будто я умер? – поддразнил ее он, протягивая руку, чтобы она помогла ему встать. – Ваши слова явно отражали страстное чувство.
Страстное? О Боже! Ведь это правда. Но еще хуже то, что он понял это. И зачем только она сняла варежку и прикоснулась к его щеке пальцами и почувствовала тепло кожи и жар его дыхания? Потому что из них двоих не дышала только она, потому что никогда еще не прикасалась к мужчине так интимно, не ощущала кончиками пальцев успевшую отрасти щетину на подбородке и не видела так близко твердые и упругие губы.
Она взглянула на него.
– Не надо так тревожиться, мисс Лэнгли, – сказал он. – Я умею хранить секреты. А теперь не поможете ли мне встать? – Его протянутая рука искушала ее.
Услужливая фантазия моментально нарисовала ей одну за другой целый ряд картин, которым место было разве что на страницах французских романов.
…Вот он привлек ее к себе, крепко обнял и прикоснулся губами к ее губам…
– Мисс Лэнгли? С вами все в порядке?
Судя по его удивленно поднятым бровям, он задавал ей этот вопрос не первый раз. И не второй. Она, видимо, грезила наяву.
О нем.
Фелисити закрыла глаза и приложила ко лбу руку. Может быть, это она упала на лед и получила серьезное сотрясение мозга? Наверное, где-нибудь образовалась шишка, иначе как объяснить, что он поднялся на ноги без ее помощи? Но он стоял, склонившись над ней, и заглядывал под поля шляпки, так что у нее перед глазами оказались только его губы – твердые, четко очерченные и такие мужественные… такие соблазнительные, как чашка горячего шоколада или… ее первый поцелуй.
Она почувствовала, как ее губы чуть приоткрылись ему навстречу.
– Мисс Лэнгли, вы хорошо себя чувствуете? Вы как-то странно выглядите.
Она открыла глаза, и все ее фантазии мигом исчезли, словно унесенные ледяным ветром.
– Со мной все в порядке, – умудрилась сказать она, категорически отказавшись, когда он предложил ей свою помощь. – Холлиндрейк, – пробормотала она себе под нос, поднимаясь на ноги и откатываясь в сторону. – Холлиндрейк, Холлиндрейк, – повторила она, словно обращаясь к восточному идолу. – Дорогой, здравомыслящий Холлиндрейк. – Она сразу же почувствовала себя лучше.
– Простите, – сказал он, догнав ее, и взял за локоть, потому что снова чуть не упал, однако она при его прикосновении запаниковала. Нет, не то чтобы запаниковала, это было нечто другое. Она ощутила какое-то теплое, манящее и, если уж говорить откровенно, восхитительное чувство.
Нет, так дело не пойдет. Стряхнув с локтя его руку, она сказала:
– Мне пора домой. Нам всем пора возвращаться. Сию же минуту. Я только что поняла, что мисс Браун была права и что, если его светлость прибыл в Лондон, мне следует быть дома, ждать его визитной карточки и готовиться к встрече… – Но все это звучало абсолютно неубедительно. – Она помолчала, потом взглянула в темные глаза Тэтчера. – Готовиться к предстоящей встрече, – добавила она.