Доми пропела всего несколько тактов первой песни, когда приехал Берни.
– Извини! – прошептал он Лари, усаживаясь за столиком возле сцены. – Вынужденная задержка.
– Вы здесь, и это самое важное, – прошептала она в ответ.
Берии немного помедлил. Лари почувствовала, что он собирался сказать ей что-то еще, но ей не хотелось, чтобы Орн пропустил часть выступления Доми.
– А теперь послушайте, Берии! Вы не пожалеете!
Некоторое время он никак не мог расслабиться. Лари подумала, что ему, вероятно, трудно чувствовать себя непринужденно, когда он должен вынести профессиональное суждение. Но вот Доми запела «Горькие поцелуи», и ее хриплый, чувственный голос, казалось, полностью загипнотизировал Берни, как и собравшуюся публику. Закончив выступление, Доми опустила гитару и стала раскланиваться. Он последний перестал аплодировать ей.
– Ну что ж, она готова, – произнес Берни, обращаясь к Лари.
Он встал.
– Передай Доми, чтобы она позвонила мне утром.
– Подождите ее и скажите об этом сами.
– Я побеседую с ней завтра. А сейчас мне надо поторопиться домой, к жене. Долли расстроилась, когда я оставил ее, чтобы приехать сюда.
Наступила неловкая пауза. Берни по-прежнему не сводил глаз с Лари.
Ее поразило болезненное предчувствие.
– О Боже! Это связано с Ником, да? – испугалась Лари. Берни кивнул. Она схватила его за руку, приготовившись к самому худшему.
– Он прилетает послезавтра. Подумай только, Ник получил Пулитцеровскую премию за свои фоторепортажи. Завтра утром это сообщение появится в «Тайме».
– Пулитцеровскую премию! – воскликнула Лари. Потом она в волнении потянула Берни к себе.
– Так что же случилось? Что-то ужасное?..
– Два часа назад в мой офис пришла телеграмма, в которой он просит меня прислать лимузин в аэропорт, чтобы встретить его из Бангкока. Ник впервые попросил меня об этом.
Страх снова сковал Лари.
– Может быть, он ранен…
– Ты все еще хочешь знать причину? В телеграмме говорится, что ему нужна машина… потому что он прилетает с ребенком!
Ошеломленная Лари посмотрела на него и смолкла. Ей хотелось порадоваться за Ника, не только за его успехи, но и за то, что он нашел свое счастье. Но разочарование привело ее чувства в смятение. Во время своего последнего приезда как раз после Нового года Ник говорил, что по-прежнему мечтает быть с ней и будет ждать до тех пор, пока она не согласится выйти за него замуж. Но в то время он должен был уже знать о ребенке.
Берни прочитал эти мысли у нее на лице.
– Да. Похоже, роман продолжался довольно долгое время. В телеграмме ничего не сказано о том, кто мать этого ребенка, женаты они или нет и прилетит ли она с ним.
Берни отошел от столика.
– Долли это известие совсем убило. Она всегда мечтала, как поедет на свадьбу Ника, на грандиозную свадьбу в Ньюпорте – с тобой, как мы оба надеялись. И вот теперь такое! Не могу представить себе, чтобы он собирался бросить работу. Судя по тому, что мы знаем, Ник хочет оставить свою семью у нас, а сам снова отправится под пули.
Орн покачал головой, потом наклонился к Лари и поцеловал ее в щеку.
– Прости, что именно я сообщил это тебе, дорогая!
И направился к двери.
Несколько часов спустя, после того как возбуждение Доми наконец улеглось, она, заметив грустное настроение Лари, спохватилась:
– Это беспокоит тебя, да? Ты хотела выйти за него замуж?
– Нет. Но я считала его своим другом. Обидно, что он не сказал мне правду.
Она никогда не подозревала, что Ник может уподобиться Чеззу.
Доми сочувственно кивнула.
– Сын сеньора Орна мне всегда казался хорошим человеком.
– Не думала, что ты знаешь Ника…
– Только внешне. Я встречала его несколько раз в Ньюпорте… и еще видела фотографии, которые ты мне показывала. Человек, который делает такие снимки, Лари, обладает правдивым добрым сердцем, которое чувствует страдания других людей. Скрыть такое от тебя… большой сюрприз.
– Да, большой сюрприз, – грустно повторила Лари.
Стремясь убежать от всего, что имеет отношение к Нику, Лари на следующее утро уехала навестить Аниту. Однако возвращение в Ньюпорт не излечило ее от грусти. Огромный дом стоял отремонтированный, однако в нем царила атмосфера заброшенности. Мэри, которая в течение тридцати лет готовила еду для Аниты, теперь была прикована к постели хроническим артритом. У Майка здоровье по-прежнему оставалось хорошим, но беспомощность жены внесла какое-то напряжение в его от природы веселый характер. И хотя Аниту, которой было уже почти девяносто лет, еще не коснулись серьезные физические недуги, она часто погружалась в меланхолическое настроение. Лари проводила с ней многие часы. Анита сидела в кресле и смотрела на океан, переворачивая страницы старого альбома с фотографиями, и предавалась воспоминаниям. Часто она спрашивала вслух, не прожита ли ее жизнь понапрасну, стоило ли проявлять такую заботу о доме, и что произойдет с ним после того, как не станет его хозяйки.