Она упала на колени возле его кресла.
– Ты моя судьба!
Милош холодно посмотрел на нее, а потом его взгляд снова обратился к пейзажу за окном.
– Ты давно с ним знакома?
– Я же говорила тебе. Он пришел ко мне в гримерную на прошлой неделе, когда мы давали последний спектакль.
– Во время войны он неоднократно бывал в нашей стране. Иногда неделями жил в Праге. И ты никогда не встречалась с ним прежде?
В его голосе звучали неверие и обвинение.
– Никогда, клянусь! – спокойно ответила Кат.
Как бы ни были несправедливы измышления Милоша, она не могла злиться на него. Ведь Катарина уже столько сил потратила на то, чтобы сохранить верность мужу!
– Раньше ты не лгала мне! – с горечью произнес Милош. – Но когда здесь появился этот американец, я понял, что ты не была полностью честна со мной.
Кат поднялась с коленей и отвернулась, почувствовав себя одновременно виноватой и обиженной.
– Да, я утаила кое-что. Джин хотел привлечь тебя к борьбе против коммунистов. Я надеялась, что это возродит тебя. Мне казалось, что ты мог бы помочь пашей стране, пока не стало слишком поздно.
– Слишком поздно для нас… или для страны? – спросил Милош.
Кат оставила его слова без внимания.
– У американцев есть информация о том, что из полиции скоро удалят всех инакомыслящих. Ты понимаешь, что это значит. Коммунисты смогут подавить любую оппозицию и склонять закон, как им заблагорассудится.
– Но если дело обстоит именно так, то в чем, по мнению мистера Ливингстона, могла бы заключаться моя помощь? – спросил Милош.
Кат взглянула на него в отчаянии.
– Когда-то тебе не нужно было задавать подобный вопрос! Она вошла в туалетную комнату, примыкавшую к спальне, сняла платье и остановилась, обдумывая, что бы надеть на ночь. У нее был большой выбор соблазнительного белья, и она никогда не прекращала свои попытки возбудить Милоша. Но он не отвечал ей. И вот теперь в нем проснулась ревность. Подозрения мужа оскорбили Кат. Однако ревность – это тоже проявление любви. Катарина решила, что вспышка Милоша, возможно, и есть долгожданный симптом пробуждения.
Она накинула тонкий пеньюар и нанесла несколько мазков французских духов, которые купила на черном рынке.
Когда Катарина вернулась в спальню, Милош все по-прежнему сидел на стуле и смотрел через окно на холодную серебристую ночь. Кат подошла к нему, позволив легким дуновениям воздуха распахнуть ее пеньюар.
– Ложись в постель! – сказала она. – Я тебя хочу! Его взгляд все еще был устремлен вдаль, в темноту.
– Если бы я даже и хотел, то все равно ничего не мог бы поделать, – ответил он.
«Для нас или для страны?» Ответ, который прежде остался невысказанным, возник в ее сознании, когда она легла в постель в одиночестве.
Когда Кат на следующее утро спустилась в столовую, горничная вручила ей конверт, адресованный им обоим: ей и Милошу. Внутри лежала сложенная записка, а в ней – визитная карточка Джина с печатью посольства. В записке была выражена признательность за их гостеприимство и извинения за столь ранний отъезд, «обусловленный неожиданными служебными обстоятельствами». Но Кат показалось, что несколько заключительных слов, на первый взгляд довольно невинных, были предназначены только ей: «Если я могу быть чем-нибудь полезен вам, пожалуйста, без колебаний звоните мне в любое время дня и ночи». В свете сделанного им признания его обещание выглядело не чем иным, как завуалированным призывом в его объятия.
Кат сунула письмо в карман и не стала упоминать о нем при Милоше. Проходя мимо одного из множества каминов, в которых в эти холодные зимние дни слуги поддерживали огонь, она бросила письмо на пылающие поленья и смотрела на него, пока оно не превратилось в черный пепел.
Но карточку Джипа с печатью посольства Катарина сохранила.
Отыграв в спектаклях по пьесе Йири, у Кат больше не было необходимости уезжать из «Фонтанов». Впервые за многие годы новые пьесы не шли непрерывным потоком. Театральная жизнь замедлилась, поскольку никто не знал наверняка, как быстро меняющийся калейдоскоп политиков будет влиять на репертуар.
В конце февраля политический маневр, предсказанный Джином, осуществился. Беспартийные были изгнаны из полиции. Массовые демонстрации студентов и других либерально настроенных слоев населения были быстро подавлены. Газеты, позволившие себе критические выпады по поводу этой акции, были закрыты.
Каждый день Милош сидел возле радиоприемника и стоически слушал новости о том, что коммунисты укрепляют свое влияние в правительстве. Потом он уходил, чтобы почитать книгу или покататься на лошади.