– Я знаю.
Он открыл для нее дверцу.
По дороге в город Дэвид возобновил разговор.
– Я получил информацию о том, что Милош выйдет из психиатрической больницы завтра утром.
– Так скоро?!
Перед отъездом Лари сообщили точно, когда его освободят. И вот теперь, когда встреча с ним была так близка, она испытывала беспокойство, смешанное с радостным волнением.
Дэвид, казалось, почувствовал ее сомнения.
– Могу предложить тебе автомобиль посольства.
Мгновение спустя он добавил:
– А если тебе нужна моральная поддержка, я буду рад поехать вместе с тобой.
Его предупредительность тронула Лари, но в то же время она почувствовала настороженность.
– Я не знаю, Дэвид. Мне сказали, что чехи обо всем позаботятся. Не хотелось бы огорчать их.
– Что бы ты ни сказала, уверен, они не будут возражать. Ведь не возникло никаких проблем из-за того, что я забрал тебя из аэропорта.
Как только наступил момент, когда они могли бы начать рассказывать о себе, о том, что произошло в их жизни после той самой ногат, в воздухе повисло какое-то напряжение. Лари попыталась рассеять его, делая замечания по поводу проносившихся мимо пейзажей, о новых многоквартирных домах, появившихся вдоль дороги к аэропорту, которые свидетельствовали о прогрессе… Потом она вдруг обнаружила, что говорит о контрасте между этим зрелищем и видом русских танков, когда она бежала из Праги шестнадцать лет назад. Воспоминания снова заставили ее почувствовать, как тесно переплелось ее прошлое с прошлым Дэвида.
Тут впервые прорвались на поверхность его с трудом сдерживаемые чувства.
– Лари… Я понимаю, что не могу надеяться на возобновление наших отношений, но я хочу, чтобы ты знала… с тех пор, как мы с тобой были вместе, в моей жизни не было никого, кто значил бы для меня так много.
Но Лари не позволила увлечь себя.
– Я хотела сообщить тебе о своем приезде, Дэвид, но потом решила не делать этого.
Она перестала смотреть в окно и повернулась к нему.
– Оглядываясь в прошлое, я поняла, что мы правильно поступили, оставив все как было. Приятные воспоминания, никакого чувства горечи… То, что я тогда принимала за любовь, было всего лишь… благодарностью за твою помощь. Это, а также ожидание, что ты окажешься тем мужчиной, который останется рядом со мной, было в то время для меня жизненно необходимым.
– А потом я разочаровал тебя, – проговорил он с виноватым видом.
– Нет, я не воспринимаю это так. Мы дали друг другу шанс идти вперед и делать то, что было для нас важнее всего. И благодаря этому я смогла предпринять следующие шаги… благодаря одному из них разобралась в своих чувствах.
– Понимаю. Дэвид помолчал.
– Ну что ж, даже если ты сейчас замужем, это не значит, что тебе надо избегать меня. Я буду вести себя как джентльмен.
– Я не замужем. На самом деле у меня никого нет.
– Но ведь ты сказала…
– Что после тебя я поняла, кого в действительности люблю.
Лари снова посмотрела в окно, и ее голос стал тише.
– Мы тоже разошлись.
Дэвид уставился на нее, ожидая разъяснений.
– Проблема в том, что еще не все кончено.
И Лари рассказала ему о Нике и о том, какой удар нанесло ей его исчезновение. Возможно, разыскивая пропавших без вести американских военных, он в ее представлении тоже стал одним из них. Она продолжала беспокоить правительственные учреждения и организации наподобие Международного Красного Креста, требуя от них продолжения поисков Ника и других солдат. Берни Орн тоже не сидел сложа руки. За прошедшие годы общая потеря сблизила ее с Орном, и хотя между ней и Ником не был заключен брак, который скрепил бы их отношения, Берни стал для Лари как бы неофициальным свекром.
– Так, значит… ты не была ни с кем за прошедшие четыре года? – удивился Дэвид, когда Лари закончила свой рассказ.
Она была откровенна с ним.
– Я никого не любила. Хотя не могу сказать, что временами мне не хотелось этого… и что я не пыталась.
Лари не стала вдаваться в подробности. У нее было несколько любовных связей с богатыми и преуспевающими клиентами. Каждый из них искренне пытался установить длительные отношения, которые могли бы привести к браку и созданию семьи. Но ни одному это не удалось.
– Конечно, я не хочу жить так дальше и упускать другие возможности из-за того, что привязана к воспоминаниям. Но пока у меня нет выбора. Я не могу оплакивать Ника, потому что не уверена в его смерти.
Лари вздохнула.
– Поэтому я продолжаю любить его и разыгрывать в воображении сцены, в которых у меня появляется шанс сказать ему то, что было в письме, которое он так и не получил.
Дэвид сочувственно кивнул.
– Разве твоя мать не влюбилась в героя и не продолжала любить его даже после окончания войны, когда Милош еще не вернулся? Лари, может быть, ты просто идешь по следам своей матери и намеренно воскрешаешь ее прошлое? Возможно, это способ оживить и ее тоже?
Она чуть заметно улыбнулась.
– Я консультировалась у психиатра, Дэвид. Мы это выяснили и проанализировали во всех отношениях… и я увидела аналогию, о которой ты говоришь. Тогда я пошла своим непростым путем, и ничего не изменилось. Я по-прежнему жду.
После ее исповеди напряжение рассеялось. Лари взяла его за руку.
– Вот почему я решила, что будет благоразумнее не видеться с тобой. Я не могла представить себе, что произойдет между нами. Я знала только, что это никуда не приведет.
– Лари, Милош вернулся к твоей матери. Но ведь он не заставлял ее так долго ждать, и даже когда он вернулся.
Дэвиду не нужно было заканчивать фразу.
Лари подвела итог словами французского философа Паскаля:
– «У сердца свои доводы, о которых разум ничего не знает»
Они приехали в отель «Алкроп» возле Вацлавской площади, где Лари забронировала номер. Несмотря на то, что она привела Дэвида в уныние, он все же попросил ее поужинать с ним в ресторане «У трех страусов», но Лари сказала, что устала после перелета и хочет как следует отдохнуть перед завтрашней встречей с Милошем. Лари отклонила также и его предложение поехать вместе с ней. Однако когда Дэвид стал настаивать на том, чтобы она воспользовалась автомобилем и шофером посольства, ей пришлось уступить.
Прежде чем уйти, Дэвид сделал еще одну попытку.
– Может быть, после того, как ты увидишь Милоша, все твое беспокойство наконец-то уляжется. И тогда, Лари, возможно, ты захочешь решить и другие вопросы. Так что имей меня в виду…
Лари пообещала ему последовать его совету и была искренна. Она совершила ошибку, когда сожгла все мосты в случае с Ником. Ей не хотелось ее повторения.
На следующее утро, когда Лари ехала в городок Брежнице, лучи солнца заливали зеленый ландшафт, и это настроило ее оптимистически. Наконец-то она сделала гигантский шаг к цели, она ехала на встречу со своим настоящим отцом.
Однако бодрое настроение покинуло ее, когда она увидела место, где Милош провел последние пять лет своего долгого заключения. Посольский автомобиль остановился перед безобразным бетонным зданием, окруженным металлическим забором с колючей проволокой наверху. Человек из чехословацкого министерства, звонивший ей в отель накануне вечером, назвал это место институтом реабилитации. Он также сообщил Лари, что заключенного Кирмена освободят на следующий день в полдень и что Милоша заранее предупредили о встрече с дочерью, чтобы смягчить потрясение для этого, как он выразился, «старика».
Лари провели в маленькую, тускло освещенную комнату ожидания. Грузный мужчина в накрахмаленном белом халате представился ей как директор этого учреждения и сказал, что «пациент» проходит последние этапы процесса освобождения. Лари размышляла о том, что могли делать с человеком в таком ужасном месте, чтобы излечить его от ненависти к тирании, и как подобное лечение могло повлиять на Милоша Кирмена.
Наступил полдень. Прошло еще три часа, а Лари по-прежнему ждала. Когда она спрашивала, ей каждый раз отвечали, что пациент скоро выйдет, и все же у нее росло опасение, что может случиться непредвиденное и Милоша оставят отбывать здесь полный срок – еще десять лет.