Но в ту майскую ночь три года назад Кат почувствовала какую-то перемену. По тому, как Милош прикасался к ней, как медленно скользил взглядом по ее телу, словно хотел навеки запечатлеть в памяти, Катарина поняла, что на этот раз он, быть может, уходит навсегда.
Поэтому она нарушила правила.
– Куда ты собираешься?
– Я буду отсутствовать около недели, – ответил он, стараясь, чтобы его голос звучал безмятежно, как у коммивояжера, направляющегося по делам фирмы.
Я не спрашиваю тебя, как долго будешь отсутствовать. Я хочу знать, куда ты едешь. Он улыбнулся.
– Не слишком далеко.
Кат уже решила оставить Милоша в покое, но когда он стал застегивать рубашку, она заметила, что пальцы не слушались его. Что это, нервы? Прежде муж никогда не выказывал ни малейших признаков испуга.
– Это очень опасно, да?
Он снова подошел к кровати и присел на краешек.
Это всегда опасно, любовь моя, ты ведь знаешь. А теперь не спрашивай меня больше ни о чем!
Милош посмотрел на Кат, будто пытаясь вытянуть из нее молчаливую клятву, а потом опустил голову и прильнул губами к ее груди.
Наконец, оторвавшись от жены, он произнес:
– Что бы ни случилось, я вернусь к тебе. Вот и все, что тебе нужно знать.
Потом подхватил заранее приготовленный рюкзак и ушел.
Шесть дней спустя Рейнхард Гейдрих, известный своей жестокостью имперский протектор Чехословакии, был смертельно ранен брошенной в его автомобиль бомбой. Покушение на человека, который принадлежал к ближайшему окружению Гитлера, вызвало у чехов кратковременный патриотический энтузиазм. Но вожди третьего рейха ответили на это жестокими репрессиями. Врачи еще боролись за жизнь Гейдриха, а Гитлер распорядился казнить десять тысяч чешских граждан. Потом его приказ отменили, поскольку карательная акция таких масштабов могла бы сорвать производство необходимой для военных целей продукции. Вместо этого немцы уничтожили всех жителей Лидице – шахтерского поселка, располагавшегося в двадцати двух километрах от Праги: мужчин, большинство женщин, мальчиков старше десяти лет построили перед пулеметами и расстреляли. Уцелевших женщин отправили умирать в концентрационные лагеря, а маленьких детей отвезли в Германию и отдали в приюты.
Началась тщательная охота за убийцами Гейдриха. Эсэсовцы обыскивали дома всех подозрительных чехов. Через день после покушения они явились и к Кирменам. Немцы разнесли весь дом в бесплодных поисках Милоша и забрали с собой Томаша для допросов в гестапо. Ирина думала, что их с Кат не тронули только благодаря заступничеству одного офицера, который узнал Кат и похвалил ее прошлогоднюю игру в пьесе «Укрощение строптивой» Но Кат знала, что их оставили в качестве примажи и установили за ними слежку на случай, если они попытаются связаться с Милошем.
– Значит, если мы будем сидеть спокойно, нас не тронут, – предположила Ирина.
– Только до тех пор, пока немцы не потеряют терпение. Тогда нам тоже грозит опасность ареста.
Кат мужественно отправилась в гестапо, чтобы навести справки о Томаше и попросить об его освобождении. Ее вежливо приняли, однако сообщили, что господин Кирмен еще не дач показаний.
– Но ведь он ничего не знает! – умоляла Кат.
– В таком случае, госпожа Де Вари, его вернут вам.
В конце недели Томаш и в самом деле вернулся. Его оставили у дверец дома, а его сломанную шею все еще обвивала веревка. Пронзительные крики соседей почти не встревожили Кат. Она бросила несколько самых необходимых вещей в два небольших саквояжа.
Сначала Ирина отказалась уходить. Она говорила, всхлипывая, что нужно похоронить мужа, почтить его память, оплакать…
– Они как раз и ждут, что мы останемся, чтобы похоронить покойного, – сказала Кат. – И вот тогда-то они вернутся и возьмут нас. Теперь мы уже ничем не можем помочь Томашу, Ирина! Мы должны воспользоваться моментом и скрыться!
Кат решила, что глупо бежать из города. Их схватят на первом же дорожном контрольно-пропускном пункте или затравят собаками в открытом поле. Безопаснее остаться в Праге и затеряться в огромном городе. Тем более что в у Ирины нет сил пускаться в далекий путь. По глухим улочкам Старого Города Кат добралась до дома своей костюмерши Тани, постучала в дверь и попросила о помощи. Таня не могла оставить ее у себя – об их дружбе знало слишком много людей.
По цепочке друзей Кат и Ирину вскоре поселили в двух маленьких комнатках в мансарде за поспешно возведенной фальшивой стеной в доме в районе Мала-Страна. Дом принадлежал хозяину небольшого пивоваренного завода. Многочисленные лестные отзывы о его превосходном пиве, которое он поставлял немецкому командованию, позволили ему добиться определенной свободы действий, и к нему ни разу не приходили с обыском.
В течение первых шести месяцев Кат и Ирина не покидали свое убежище. Пищу им подавали из чулана. Со временем они немного успокоились и проводили вечера внизу у плотно зашторенных окон. Потом, изменяя внешность с помощью театрального грима, Кат иногда даже осмеливалась выходить на улицу, чтобы раздобыть пищи и подышать воздухом Праги…
Вот уже три года она не получала никакой весточки от Милоша. И все же надежда не покидала ее.
«Что бы ни случилось, я вернусь к тебе». Его голос все еще звучал в ее сердце.
Выйдя с боковой улочки на открытое пространство Вацлавской площади, Кат наконец увидела их – шесть или семь сотен мужчин и женщин, лица которых озаряло восходящее солнце; они шли широким шагом, плечом к плечу, распевая гимн, дерзко заявляя тем самым, что улицы принадлежат им. Кат охватила взглядом их шеренги… и вдруг увидела человека в дальнем конце ряда. Он был болезненно худой, со впалыми щеками, в его волосах пробивалась седина. Но, о чудо из чудес, это был он! Кат закричала, но ее голос затерялся в ликующем пении. Вырвавшись из толпы зевак, она стала проталкиваться через проходившие мимо шеренги.
В этот момент взорвался первый снаряд, выпущенный немецким танком, который только что появился на площади. Он попал в середину колонны. Дюжина тел взлетела в воздух. Их силуэты казались черными как сажа на фоне огненного шара. Влекомые сознанием неизбежности своей победы, как бы ни были велики их потери, чехи по-прежнему шли вперед и пели. Потом с крыш домов немецкие солдаты открыли по ним огонь. Повсюду начали падать убитые и раненые, уцелевшие побежали в поисках укрытия.
Кат всматривалась в толпу, когда взорвался второй снаряд. Вдруг она увидела его среди бегущих.
Катарина вскинула руки и пронзительно закричала: