Я узнал о ней довольно много. Ей тридцать два, и ее недавно бросил бойфренд без каких-либо видимых причин. Она была в депрессии, была осмотрительна и раздражительна, но, помимо этого, оказалось, что она, как и я, невысокого мнения о предложении свободного, нерегулируемого рынка, именуемого городской любовью. Она сказала, что не хочет больше ходить на курсы бальных танцев. И ее тошнит от продуктовых упаковок для одиночек из магазина «Маркс энд Спенсер». Будь на моем месте другой или будь это другой период моей жизни, я бы решил, что она слишком раскрылась, чересчур явно заявила свои потребности. Но это был я, и наши с ней жизненные этапы совпадали. Поэтому потребности меня не смутили. Потребности выглядели естественными.
Когда вечер подошел к концу, мы обменялись телефонами, почти автоматически. Мы оба были на поздней стадии юношеско-взрослого периода ухаживаний – оба искали тихую гавань, а не парк развлечений. Мы были сыты походами в бары, разговорами, полными условностей, «узнаванием» новых людей. И оба хотели с этим покончить. Мы идеально подходили друг другу. Были теми самыми нужными людьми в нужное время.
На следующей неделе мы начали встречаться, вскоре после этого переспали и попали в привычную и удобную колею отношений, которая, казалось, была специально предназначена для нас. Мы вместе провели отпуск. Признались друг другу в любви и искренне верили в силу своих чувств – хотели верить. Все было хорошо, даже, наверное, замечательно, но как-то формально, словно мы заполняли время до того момента, когда я сделаю предложение.
Вот так я могу описать наши тогдашние отношения. Они были предопределены, предначертаны нам судьбой, – думаю, мы оба чувствовали это, но не пытались сопротивляться. Обладая немалым опытом, мы не могли не заметить недостатков друг друга: у меня это – лень, равнодушие, высокомерие, у нее – раздражительность, противоречивость, непомерная злопамятность и навязчивость. Однако мы предпочитали не обращать на них внимание, отторгали неприятие, прикрываясь идеями терпимости к ближнему. Став с возрастом разочаровавшимися идеалистами, мы предпочли вариант практичной любви.
Мы действительно подходили друг другу. Помимо взаимного влечения, нас объединяли общие интересы – книги, мода, легкий алкоголь, политика. Мы вполне уживались: у нас было среднестатистическое количество ссор по среднестатистическим поводам, среднестатистическое число прогулок под луной на среднестатистическом количестве пустынных тропических пляжей. У нас было достаточно опыта, чтобы понимать: и у прекрасной розы любви есть шипы.
Возможно, здесь-то и коренилась проблема. Мы оба были слишком подготовленными, слишком взрослыми, слишком дальновидными, чтобы все еще верить в миф. А в изделие надо сначала поверить и лишь потом подсчитывать его достоинства и недостатки. Ведь слава торговой марки всегда ярче изделия.
Мы съехались через год после того, как начали встречаться. Но наша мечта о ребенке осуществилась только через несколько лет. Когда Бет наконец забеременела, я был счастлив. И она была счастлива. Настолько, насколько мы верили в счастье. По крайней мере, мы знали, что никому не приносим страдания, как случалось раньше. И пусть это не была история великой любви, мы жили вместе, и жили неплохо. Наши друзья нашли общий язык. Этого хватало, особенно после рождения Поппи.
Это было самое счастливое и одновременно самое горькое время. Теперь нас связывало нечто большее, чем мы сами, связывало крепко. Но тут избранный нами практичный, здравомыслящий, фаталистичный подход, который никогда не подводил, дал трещину. Как будто тот факт, что мы привели в мир новое чудесное существо, заслуживал какой-то особой безраздельной страсти и безрассудной любви между родителями, – по крайней мере, так мне казалось. Мы предприняли самый ответственный шаг, на который могут решиться двое, и я к этому нормально относился. Но только нормально. А этого было недостаточно.
Произошли еще два события, заронившие семена будущей катастрофы, как я понимаю теперь, оглядываясь назад. Во-первых, у Бет больше не могло быть детей: во время родов что-то пошло не так и в результате она стала бесплодной. Наше трезвое – от ума – соглашение было расторгнуто несуществующим Богом: мы оба хотели иметь троих детей, и это желание служило одним из оснований, на которых держался наш брак.