Джонатан Мюррей следовал предписанию и совершал свою утреннюю прогулку для укрепления раненой ноги. Повреждения, нанесенные ей саблей француза, были столь велики, что полевой хирург, едва кинув беглый взгляд на рану, заявил, что конечность надо ампутировать.
Протесты Джонатана были напрасны, и только благодаря вмешательству Чарльза Оуэнса врач неохотно согласился ограничиться тем, чтобы остановить кровотечение, наложить на ногу простую повязку и позволить перевезти пациента в больницу в Лондоне, хотя, проделывая все это, не переставал горячо протестовать, считая это все пустой тратой времени.
— Может, нам и удастся сохранить ногу, — повторил он несколько раз, — но за счет потери пациента.
После нескольких месяцев тщательного и мучительного лечения нога была спасена, но поврежденные мышцы все еще оставались слабы. Бодрый шаг, которым он пробовал идти сейчас, причинял ему заметную боль. Но, видно, теперь он всегда будет испытывать такую боль при перемене погоды, тю крайней мере так говорили ему многие, получившие такое же ранение.
Как ни трудно ему было идти столь бодрым шагом сколько-нибудь длительное время, он заставлял себя делать это хотя бы раз в день, с каждой неделей все увеличивая расстояние. Он понимал, что ему очень важно уметь ходить достаточно хорошо для того, чтобы убедить военную комиссию, что он снова годен к возвращению в строй. И без дальнейших отсрочек.
В последнее время до него доходили слухи о том, что вскоре могут возобновиться военные действия между Англией и ее бывшими колониями в Америке. У него не было ни малейших сомнений в исходе борьбы с новоявленным государством, если это произойдет, но если это начнется до того, как будет полностью побежден Наполеон, Англии, несомненно, понадобится каждый, кто умеет обращаться с оружием.
На этой неделе он предпринял третью попытку убедить хирурга, что он уже годен к возвращению в армию, но тщетно. Вместо этого он еще раз услышал, что ему следует набраться терпения, что его ноге надо дать обрести прежнюю силу, «а это случится в свое время», как сказал ему врач, велевший прийти к нему через месяц для дальнейшей оценки его состояния.
Терпение не относилось к достоинствам, которыми был наделен Джонатан, поэтому он заставлял себя тренироваться в надежде, что скоро докажет врачу, что тот ошибался.
Он больше думал о тех доводах, которые приведет в следующий раз в доказательство своей годности к возвращению на поле боя, чем смотрел, куда идет, пока под ноги ему не подвернулся камешек, из-за чего больная нога у него подвернулась и ему пришлось остановиться, чтобы сохранить равновесие и не упасть.
Он проглотил проклятие, признав, что хирург оказался прав и что нога еще не так здорова, как ему бы хотелось. И тут он заметил привлекательную молодую особу, соскочившую с подножки наемного экипажа совсем неподалеку.
Это же — не может быть! — мисс Миранда Дрейк, разъезжающая в наемном экипаже без сопровождения? Конечно, молодой леди незнакомы лондонские нравы, но даже она должна бы понять, что так вести себя совершенно непозволительно.
И тут он обнаружил, что она не одна. Другой седок экипажа высунулся из окна и окликнул ее:
— Мисс Дрейк!
Она обернулась, и он, рассмеявшись, произнес:
— Моя дорогая девочка, вы знаете, что забыли взять свои деньги?
Неужели он в самом деле сказал «деньги», удивился Джонатан. Но тот действительно сказал именно это, потому что когда она вернулась к экипажу, мужчина еще дальше высунулся из окна и вложил ей в руку нечто весьма похожее на пачку денег, свернутых в рулончик.
— Вы правы, сэр! — Миранда тоже засмеялась, запихивая деньги в сумочку. — Мне так понравилось ваше общество, что я ушла бы без них, если б вы меня не окликнули.
— Очень мило с вашей стороны сказать такое пожилому человеку. Но вы и сами очень милы, моя дорогая. — Он похлопал ее по протянутой к нему руке.
Джонатан стиснул зубы. Этот тип совершенно справедливо назвал себя пожилым человеком: по возрасту он годился ей в отцы. Почему это мисс Дрейк разъезжает по Лондону в таком дешевом экипаже с подобным человеком без сопровождения компаньонки или одной из своих кузин? Не похоже, что это человек ей родственник или близкий друг, в противном случае почему он не проявил достаточно вежливости, чтобы проводить ее до дома? Никто, имеющий право прийти к ней в дом, не позволил бы ей покинуть экипаж там, откуда она могла бы незаметно проскользнуть внутрь. Зачем бы им так скрываться? Единственный разумный ответ на это, который пришел ему в голову, был весьма непригляден.