Кто осмелится сказать, что он неправ?
Остережемся от суждений. Это очень сложная тема. Кто посмеет назначить границы для любовной дрожи, сферы для ласки и место для сладострастия? «Следует ли говорить об этом во славу или же во стыд человечеству? — спрашивает Барби д’Арвелли, который и сам был большим грешником. — В том, что называют желанием, возможно, с излишним презрением, есть бездны, настолько же глубокие, как и в любви».
Существовала мода на Восток. Она началась во Франции с египетской кампанией Бонапарта и усилила интерес к путешествиям на Средний Восток. Свобода нравов, которая там царила, сразу же околдовывала, а потому сначала Египет, а затем Магриб стали любимыми местами для путешествий, куда отправлялись как гетеросексуалы, так. и гомосексуалисты.
У Луи Арагона тоже была своя Кучук-Ханем. Правда, только в воображении, и звали ее — «Демоническая Мария»:
«Внизу, в свете неумолимого солнца этой пыльной страны, где поэзия принадлежит источникам и соловьям, он обнаружил перед собой присутствие этой черкесской дочери, приобретенной на рынке в Ширазе, ее белую кожу и черные волосы; она не говорила ни на одном из известных языков, кроме языка слез, а Шарль научил ее лишь нескольким словам, необходимым для любви, чья грубая для этих молодых нежных губ откровенность контрастирует с внешностью, которая вонует… и он называл эту рабыню своих объятий и своего удовольствия тайным именем, которое сама она понять не могла: Демоническая Мария».
Сто лет спустя парижский любитель пеших прогулок по имени Арагон также шлялся в волнующих местах, в которых так много великих теней сталкивались со столичными шлюхами.
Маленькая книжечка, которая очаровывает, подобно написанным в миноре произведениям Моцарта, описывает его ностальгию бродяги, навеянную пассажем Оперы.
Что нашел он в магическом месте, к которому уже прикоснулась кирка рабочего, занимающегося сносом старых зданий? Прежде всего это воспоминания юности, когда в этих местах происходили собрания дадаистов, которых приютили в кафе «Серта» сюрреалисты, изгнанные с Монмартра и Монпарнаса. Было там еще кафе «Ле Пти Грийон», где он проводил целые дни и где однажды, мучимый скукой, в зеркале торговца курительными трубками он заметил отражение Дизели, светловолосой ренановской шлюхи. Она потрясающе пела песни, им она научилась у отца, рейнского капитана. Мгновение спустя появилась Нана вместе с солнечным лучиком; его она прогуливала, как прогуливают собаку, прежде чем исчезнуть с ним на улице Шоша в гуле Отеля де Вант. Рука с выставленным указательным пальцем, нарисованная на белой эмалевой вывеске, загаженной мухами, указывала каждому его судьбу.
В этом рассеянном свете игра между смертью и любовью разыгрывалась ничем не хуже, чем в обществе девиц из Пале-Рояля. В переплетении сумрачных галерей, переменчивых, но всегда нежных, от полутьмы склепа в мрак сладострастия, девочки служили культу и смерти и любви одновременно, прогуливаясь с провоцирующими движениями бедер и остроугольными улыбками. Какое имеет значение, что возраст и красота не стоят на месте, какое имеет значение, что женщины подчас вульгарны и стары. В этом магическом месте им удается сохранить ту частицу загадки, что заложена еще в сексуальных переживаниях Арагона юности. Химеры, воздушные замки. Правда, где она? На чашу весов всегда немного надавливают. Без лжи воспоминание остается каким-то бледным, неосязаемым, постепенно выветривается, подобно запаху цветов. Буквально в несколько мгновений такой запах испаряется, не оставляя на коже ничего, кроме странного и немного неприятного аромата.
В галерее дю Барометр есть одна лавка, где торгуют носовыми платками. Справа и слева от двери без ручки — две витрины, витрины, в которых развешены невероятные квадраты из красного, синего и зеленого батиста, почти безвкусные, покрытые маленькими рисунками, мелкой вышивкой и с черной подшивкой. Вряд ли у кого-нибудь может возникнуть странная идея приобрести подобный товар… Но в темном коридоре напротив двери всегда можно кого-нибудь встретить; здесь нередко появляются одинокие гуляющие мужчины, и часто можно видеть, как они стоят, пытаясь принять безразличный вид.
Клиент входит. Это пожилой и весьма почтенный господин. Он оставляет за собой открытую дверь. Он, кажется, купил себе красный платочек для пиджака… но нет, это орден Почетного легиона. Продавщица снова склоняется над своей работой. Эта зрелая женщина источает достоинство торгового класса. Она в полном смысле комильфо («Comme il faut»), если бы не это беспокойство совы во взгляде, если бы не его пытливость, она вполне могла бы быть вашей матерью или домработницей.