Лихорадка заставляла эти сцены выступать с особенной яркостью, которая граничила с кошмаром. … А вот и Рига, первое почтительное целование ее руки… блестящие мундиры. Вперед, в Петербург! Снова длинный путь в ярких красных санях, украшенных кованым серебром и обитых внутри куньим мехом, прикосновение к которому так приятно и вызывает такие радужные мечты! Быстро мчатся сани, глотая почтовые станции… Но вот и Петербург. В сани впрягают шестнадцать лошадей, мчащихся, как вихрь. Хлопья снега ослепляют, но не касаются кожи, так как на лицах путешественниц маски. А потом переезд в Москву. Вот и Василий Блаженный — церковь со сверкающими куполами в виде ананасов, покрытых золотой чешуей, над которыми высятся византийские восьмиконечные кресты, перед которыми она должна преклоняться отныне. Но вот в мозгу больной все перемешалось — и купола в виде луковок ананасов, фисташек и зубчатые стены, обгоняющие одна другую, и Красное крыльцо, подымающееся прямо к небу; иконы шевелились под сводами, освещенные трепещущими огнями сотен свечей. У Екатерины открылся бред.
Она смеялась мягким грудным смехом, и ей чудилось, что она снова слышит звон колоколов венчания, Иван Грозный, Борис Годунов и Петр Великий окружали ее, предлагая ей скипетры и державы и бриллиантовые короны и кокошники, усыпанные жемчугами. Она позабыла про свое бедное детство в Германии. Она будет императрицей — она станет русской. В ней родилась совершенно другая женщина. Она сознала, что в ней проснулся новый освобожденный дух. Она вполне сознательно почувствовала его, как чувствовала год тому назад зимнюю ночь, ее губы впервые раскрылись для поцелуя и стона от вновь изведанного блаженства.
Через сорок дней после родов ей впервые принесли показать ее сына. Императрица была без ума от него. Мать едва смела дотронуться до младенца, закутанного в фланель и укрытого в колыбели одеяльцем из черно-бурых лисиц. Впервые ей удалось посмотреть на своего ребенка.
У него был выпуклый лоб и брови дугою — точь в точь, как у Сергея Салтыкова! Позже он унаследовал маниакальное увлечение солдатчиной. Знала ли Екатерина сама, кто был его отцом? Вопрос этот и поныне покрыт тайной. Она остерегалась полюбить этого ребенка; в ней зародились другие интересы — к тому же она вообще не обладала женским материнским сердцем. И все же она страдала, что не ей пришлось прислушиваться к его первым крикам; она не осмеливалась ласкать его, боясь вызвать неудовольствие ее величества, Крестины наследника сопровождались торжественным фейерверком. Екатерина все еще была больна и заброшена и чувствовала себя весьма несчастной. В награду, что у нее родился сын, она получила от императрицы сто тысяч рублей и жалкий убор из драгоценных камней, не отличавшийся даже художественной оправой. Теперь, когда она стала матерью, Салтыков не смел больше приблизиться к ней. На этот счет были даны строжайшие указания. В апартамент великой княжны не смел входить никто без особого на то разрешения гувернантки ее высочества.
Екатерина не обладала повышенной чувствительностью, зато ее чувственность была необузданной. Сергей Салтыков был ее первым возлюбленным. Даже потом, когда бесконечный ряд ее фаворитов переплетался с рядом славных дел которыми отличалось ее царствование, она не забывала того, кто был ее первой юношеской любовью.
В двадцать три года Екатерина верила еще в верность и постоянство. Когда она произносила его имя, сердце ее трепетало от сдерживаемого чувства. Повторяя его про себя, она печально смотрела сквозь стекла окон на сад, занесенный снегом. Снег, на котором запечатлевается все так ясно, или который, наоборот, стирает все, скрывая под своим пуховым покрывалом. Что удерживало его? Разлука становилась невыносимой; пробудившийся темперамент не желал больше молчать. Скоро она узнала, что ее высочество выбрала Салтыкова послом, который должен был сообщить королю Швеции о рождении наследника.
III. Бал с метаморфозами
Императрица Елизавета задумала дать бал с метаморфозами, где все было бы наоборот, даже костюмы приглашенных обоего пола. Это празднество ошеломило даже молодежь, постоянно готовую на всякие проказы, а многих мужчин оно повергло в отвратительнейшее настроение.
Екатерина, державшаяся все время в стороне от всяких празднеств и торжеств, пока длилось отсутствие Салтыкова, узнала, что он в это самое утро вернулся из Швеции. Она тут же решила пойти на бал императрицы, переодевшись греческим пастушком.