Любовный дурман

Она говорит, сердясь в изнеженности своей
(А раньше звала меня к тому, что не вышло):

«Не можешь когда сойтись со мною,
как муж с женой,
Тогда не брани меня, коль станешь рогатым.

И кажется мне твой аир по мягкости восковым,
И как я ни тру его рукою, он гнется».

И сказано еще о его аире:

Спит мой аир (как презрен он и несчастен!)
Всякий раз как сойтись хочу я с любимым.

А когда я один сижу в моем доме,
Ищет аир мой сражения, ищет боя.

И сказано еще об этом аире:

Мой аир — нехороший, он очень жесток,
И мирно встречает он чтящих его.

Как сплю, он встает, а как встану, он спит.
Аллах, не помилуй того, кто с ним добр!

Разгневался старейшина купцов, услышав эту насмешку: «О сквернейший из посредников, ты привел к нам на рынок невольницу, которая дерзит и высмеивает меня!» Посредник отвел от него девушку со словами: «Госпожа, не будь невежливой: старик, которого ты высмеяла, — старшина рынка и надсмотрщик за ценами[3], и купцы советуются с ним».

Невольница засмеялась и промолвила:

«Всем судьям в век наш следует истинно —
И это судьям всем обязательно —

Повесить вели на воротах его
И плеткою надсмотрщика выпороть».

Девушка сказала посреднику: «Клянусь Аллахом, я не буду продана этому старику, продавай меня другому! Может быть, ему сделается передо мной стыдно, и он продаст меня еще кому-нибудь, и я стану работницей, а мне не подобает мучить себя работой, раз я узнала, что сама буду решать вопрос с продажей».

«Слушаю и повинуюсь», — ответил посредник и подвел строптивицу к другому купцу.

«О госпожа, — сказал он девушке, — продать мне тебя этому моему господину, Шериф-ад-дину, за девятьсот пятьдесят динаров?»

Невольница, вглядевшись в старика с крашеной бородой, отвечала посреднику: «Бесноватый ты, что ли, или твои разум поврежден, что ты продаешь меня этому умирающему старику? Что я — очесок пакли или обрывок лохмотьев, что ты водишь меня от одного старика к другому, и оба они подобны стене, грозящей свалиться, или ифриту, сраженному падающей звездой. Что касается первого, то язык обстоятельств говорит словами того, кто сказал:

Хотел я поцеловать в уста, но промолвила:
“О нет, я клянусь творцом
всех тварей из ничего,

Охоты у меня нет до белых твоих седин.
Ужели при жизни мне набьют уже хлопком рот?”

А как прекрасны слова поэта:

Сказали: “Белизна волос — блестящий свет,
Величием и блеском лик покроет”.

Но вот покрыла седина мне голову,
И я хотел бы не лишиться мрака.

И когда б была борода седого страницею
Грехов его, все ж он белой бы не выбрал.

Но еще лучше слова другого:

Вот гость к голове моей явился —
бесстыдный гость,
И лучше меча поступки, если он явится.

Уйди, с белизной твоей, в которой нет белизны,
Ты черен в глазах моих от многих твоих обид!

А что до другого, то он человек порочный и сомнительный и чернит лик седины. Покрасив седину, он совершил сквернейшее преступление, и сказано о таких, как он:

Сказала: “Ты седину покрасил!”. Ответил я:
“Ее от тебя хотел я скрыть, о мой слух и взор!”

Она засмеялась и сказала: “Вот диво то!
Подделка умножилась, проникла и в волосы”.

А как хороши слова поэта:

О ты, что красишь черным седину свою,
Чтобы молодость тебе вновь досталась
на долгий срок,

Покрась ты их лишь раз моею участью —
Ручаюсь я, что краска не сойдет, тебе».

Купец, выкрасивший бороду, услышав такие слова, разгневался и сказал посреднику: «О сквернейший из посредников, ты привел сегодня к нам на рынок глупую невольницу, которая объявляет дураками всех, кто есть на рынке, одного за другим, и осмеивает их стихами и пустыми словами!». Выйдя из своей лавки, купец ударил посредника по лицу.

Тот рассердился и потянул девушку за собой, восклицая: «Клянусь Аллахом, я в жизни не видел невольницы более бесстыдной, чем ты! Ты сегодня обрезала мой достаток и свой достаток, и возненавидели меня из-за тебя все купцы!»

3

Надсмотрщик за ценами (по-арабски — «мухта-сиб») должен был следить за соблюдением законов ислама в торговой и общественной жизни.