Ветерок в ветвях пролетел его, и сходство есть
В них с красавицей,
что в одежде пышной качается.
А ручьи его нам мечи напомнят, коль вынут их
Руки витязей из теснины ножен,
хранящих их.
Под ветвями струй протянулся ток, и вечно он
Отражает образ прекрасный их в глубине своей.
Но, смекнувши, ветер из ревности
полетел к ветвям,
И сейчас же их от сближения
отклонил он с ним.
Плоды на ветвях садовых деревьев висели парами, среди них были гранаты, похожие на кайраванские шарики, как сказал поэт:
Вот гранаты с тончайшей кожей; сходны
С грудями девы, выступят коль округло.
Когда очистишь их, они покажут
Нам яхонты, смущающие рассудок.
А также сказал о них поэт:
О круглая! Всякому, кто к ней в глубину проник,
Покажет она рубины в складках из Абкара.
Гранат! Я его сравнил, когда увидал его
С грудями невинных дев
иль с мраморным куполом.
Больного в нем исцеленье, здравие для него,
О нем изречение пророка пречистого.
О нем говорит Аллах — высоко возвышен он! —
Слова столь глубокие в писанье начертанном.
Были яблоки — сахарные, мускусные и
даманийские, ошеломляющие взор:
Вот яблоко двух цветов —
напомнит смотрящему
Любимого с любящим ланиты, что встретились.
На ветке они блестят, в чудесном несходные.
Один из них темен, а другой — в нем сияние.
Обнялись они, и вдруг доносчик их испугал:
Один покраснел, смутясь,
другой побледнел в тоске.
И были в этом саду абрикосы, миндальные и камфарные, из Гиляна и Айн-Таба:
Вот абрикос миндальный — как влюбленный он,
Когда пришел любимый и смутил его.
А влюбленного в нем
довольно качеств, поистине:
Лицом он желт, и разбито сердце всегда его.
И сказал о них другой и отличился:
Взгляни на абрикос ты: цветы его —
Сады, чей блеск глаза людей радует.
Как яркие светила, блестят они,
Гордятся ветки блеском их средь листвы.
Были в этом саду сливы, вишни и виноград, исцеляющий больного от недугов и отводящий от головы желчь и головокружение, а смоквы на ветвях — красные и зеленые — смущали разум и взоры, о таких писал поэт:
И мнится, что смоквы, когда видно в них белое
И вместе зеленое среди листвы дерева, —
То румов сыны на вышках
грозных дворцов стоят,
Когда опустилась ночь, и настороже они.
А другой написал:
Привет наш смоквам, что пришли
На блюде в ровных кучках к нам,
Подобны скатерти они,
Что свернута.
И третий сказал:
Насладись же смоквой,
прекрасной вкусом, одетою
Дивной прелестью и сближающей
внешность с сущностью.
Вкушая их, когда ты их попробуешь,
Ты ромашке запах, вкус сахара почувствуешь.
Когда же на подносы высыпают их,
Ты шарам из шелка зеленого уподобишь их.
А как прекрасны стихи:
Сказали они (а любит сердце мое вкушать
Другие плоды, не те, что им так приятны):
«Скажи, почему ты любишь смокву?»
И молвил я: «Один любит смоквы,
а другой — сикоморы».
Но еще лучше слова:
Мне нравится смоква
лучше всяких других плодов,
Доспеет когда, листвой обвившись блестящей.
Она — как молящийся,
а тучи над ним дождят,
И льют своих слез струи, страшася Аллаха.
Росли в том саду груши — тирские, алеппские и румские, разнообразных цветов, росшие купами и отдельно. Поэт сказал о них:
Порадуйся же груше ты! Цвет ее
Подобен цвету любящих — бледен он.
Сочтешь ее за дев в плаще ее,
Лицо свое завесой закрывшую.
И были там султанийские персики разнообразных цветов, желтые и красные:
И кажется, что персики в их саду,
Когда румянцем ярким покроются,