Через открытую дверь Аннабел еще раз предупредила детей, чтобы держались подальше от стола, расположенного во внутреннем дворике под полосатым бело-голубым навесом.
— Только взрослые! Чтоб весь вечер около нас никого не было, кроме Салли и Сары, которые могут помочь убирать и мыть посуду. Что останется, доедите позже. Юта, пожалуйста, вытри Эми нос, и пусть она перестанет сосать кошачье ухо!
Аннабел так вошла в роль главнокомандующей, что Оливия увидела ее другими глазами. Образ воздушной принцессы исчез, теперь то была земная мать, полностью захваченная своим семейством.
Вечер был как раз для ужина на свежем воздухе — теплый и почти безветренный; даже осы и комары их не беспокоили. Оливия вручила хозяйке коробку конфет и бутылку вина.
— Только в знак благодарности, Аннабел.
— Не стоит благодарить, дорогая, — сказала Аннабел, — нам очень приятно приветствовать у себя вас со Стюартом! — И добавила вполголоса, пока Стюарт разговаривал с Максом: — Некоторым женщинам дано все: и муж — миллионер, и сама — красотка! Ах, вы счастливица!
— Хотела бы я, чтобы Энди — наш новый садовник — был так же хорош, как ваш! Ни одного сорняка не видно! — сказала Оливия, внезапно смущенная последней репликой Аннабел относительно Стюарта. Юта тоже проявляла явный интерес к ее мужу; это внушило ей неприятное ощущение, что обручальное кольцо еще не означает абсолютного обладания мужчиной. Оливия заставила себя вслушаться в то, что ответила ей Аннабел.
— Садовник? Никоим образом! Мы с Максом не можем себе позволить садовника. Я все делаю сама — с его небольшой помощью. — Ого, подумала Оливия, ты, похоже, оплошала, миссис миллионерша Маккензи! — Я покажу вам сад попозже. Он очень красив при лунном свете, и мы все полюбуемся, правда? — Аннабел задумчиво вздохнула и добавила: — Вон за той высокой стеной — огород. В такой теплый вечер, как этот, растения чудесно пахнут! Я стараюсь растить их так же, как в Южной Африке, откуда родом Макс. Конечно, я не в состоянии выращивать все экзотические цветы, которые были в саду у его родителей, но иногда помогает теплица.
— Как же вы находите время все делать — при восьми детях? — поразилась Оливия.
— Я вовсе не все делаю, — засмеялась Аннабел. — Я делаю только то, что мне нравится. Терпеть не могу домашней работы, поэтому оставляю ее Юте. Зато люблю возиться в саду и нахожу для этого время. Не люблю детей, — Аннабел снова рассмеялась колокольчиком, — но вот делать их — это здорово!
Оливия вежливо улыбнулась.
— Здесь, внизу, в долине, — сказала Аннабел, — земля ровная, не так ли? Я терпеть не могу ваши косые сады там, на Мидхэрстском холме. Вам следует террасировать склоны или уж держать лошадей и коз, как это делал старый генерал, который совершенно запустил имение. Спасибо вам за конфеты и вино, обоим! Право же, вы нас балуете. Макс, посмотри — натуральный бельгийский шоколад, спрячь от детей, пока мы сами не попробуем!
— Да, птичка моя! — Макс изучал этикетку на бутылке с красным вином, которую Стюарт достал из своего погреба. — Полагаю, это не из зупермаркета Шардонне, а нечто особенное. Не з маленькой африканской фермы, зато весьма хоррошего года — очень, очень благодарен! — сказал он с заметным голландским акцентом.
У Оливии возникло ощущение (она надеялась, что ошибочное), будто Макс считает, что они как миллионеры должны были бы принести по крайней мере ящик шампанского! Смешно, потому что она никогда на самом деле не видела этих миллионов, словно они поступали из какого-то невидимого источника, выплачивались невидимым банкиром и учитывались невидимым бухгалтером.
— Садитесь, не стесняйтесь… — сказала Аннабел. — Извините, что на садовых скамейках подушки засаленные, но детки все пачкают.
Она схватила с сиденья Стюарта зеленую гусеницу, прежде чем тот успел сесть на нее, и бережно отнесла в ладони к низкой стене, отделявшей внутренний дворик от зеленых лужаек, цветочных клумб и ивовых зарослей.
— Если бы не твердые лютеранские принципы Макса, я, наверное, была буддисткой!
— Вот уж бы не подумал! — рассеянно сказал Стюарт, чуть скривив губы. Оливия стукнула его ногой по щиколотке; если он собирается так себя вести, то к концу вечера будет весь в синяках.
Макс начал было говорить о конце апартеида и реформах в Южной Африке, но Аннабел перебила его:
— Держу пари, что вы ходите на многие светские вечеринки и знаете массу замечательных людей! Расскажите, как живет другая половина человечества, пожалуйста! — Хихикнув, она извиняющимся тоном уточнила: — Без имен, нас имена не волнуют, правда, Макс?