― Хочешь потрогать? ― поддразниваю я ее.
― О, заткнись, ― шипит она. ― Ты такой самовлюбленный.
Это всего лишь очередное оскорбление Тео, но моя улыбка сползает с лица.
― Ты ошибаешься.
Ее глаза встречаются с моими. Она вздрагивает, озадаченная.
― Прости, ― бормочет она.
― Не за что извиняться. ― Я машу рукой.
Ее руки лежат на коленях. Она извиняющимся тоном говорит:
― У меня стресс. Я не создана для того, чтобы быть шпионом, и я определенно не актриса.
― Ты могла бы быть мимом… ты чудесно выражаешь эмоции.
Ее щеки пылают, как закат, когда она смотрит на меня.
― Ненавижу то, как легко я краснею и плачу. Одна из причин, по которой я люблю работать на кухне, ― это то, что там все краснеют и плачут от лука и пара.
― А вторая?
Она моргает, иссиня-черные ресницы, словно веером, обмахивают веснушки, которыми усыпаны ее щеки.
― Наверное… мне нравится ощущение от готовки. В этом процессе есть ритм… ― ее руки рисуют в воздухе невидимые фигуры, ― …баланс и время. Это тонко, как танец. Весь шум и хаос ― это волны в океане, а я плыву прямо по ним.
― Это имеет смысл.
― Да? ― Она удивлена.
― Конечно. Я люблю работать руками.
― В каком смысле? ― Она разрывается между недоверием и любопытством.
― В основном, работаю с деревом.
― О… ― вздохнула она. ― Я была права!
― В чем?
Теперь румянец заливает ее щеки полностью.
― Когда мы танцевали, мне показалось, что от тебя пахнет красным деревом.
Это вызывает у меня улыбку.
― Ты что, одна из супернюхачей?
― Возможно. ― Она морщит нос. ― И это не всегда хорошо. Особенно в моем районе.
Неожиданно она берет мою руку и переворачивает ее. Она проводит пальцами по ладони, нащупывая мозоли.
― Ха! Не такой уж и нежный мальчик, в конце концов.
― О, я такой, ― рычу я, обхватывая ее руку своей. ― Но я также знаю, как пользоваться токарным станком.
Тео смеется, и этот звук словно капли дождя стекают по моему позвоночнику. Она убирает руку. Моя ладонь кажется пустой и холодной без ее руки.
― К тому же я люблю кормить людей, ― говорит она. ― Может, это не соответствует современному феминизму, но мне нравится заботиться о людях.
― Чтобы быть феминисткой, нужно быть бессердечной? ― Почти невозможно не поддразнить Тео.
― Ты знаешь, о чем я. ― Она пожимает плечами. ― Я знаю, что должна быть амбициозной и стремиться покорить мир, но на самом деле я просто хочу ресторан, достаточно маленький, чтобы могла выглядывать и видеть лица людей, когда они пробуют еду.
В моей голове возникает образ крошечного кирпичного помещения, уютного и теплого, с живыми растениями вокруг. Тео в черном фартуке, нож в руке, ее темные волосы собраны, щеки розовеют от пара.
― Ладно. ― Я отодвигаю эти мысли в сторону. ― Какие у тебя еще условия?
Она садится чуть прямее, вспоминая свою отрепетированную речь.
― Во-вторых, никаких подшучиваний.
― Я бы никогда. Я очень серьезно отношусь к бизнесу ― в нем нет ничего смешного.
― Я серьезно, ― Тео смотрит на меня своими большими, ясными глазами. ― Ты не флиртуешь со мной и не морочишь мне голову. Я знаю, что на самом деле я тебя не интересую, и я никогда не буду тебе доверять. И это подводит меня к последнему пункту…
― Подожди, ― перебиваю я. ― Почему ты думаешь, что никогда не будешь мне доверять?
― Мы это уже проходили. ― Тео скрещивает руки.
― Я уже не тот, что был в школе. — Даже близко нет. ― И ты выглядишь не так, как раньше.
― Нет, ― говорит она, решительно качая головой. ― Я стала другой.
― Так что пусть прошлое останется в прошлом ― включая то, что я выкрутил тебе руки на днях. Я надавил на тебя, но не собираюсь тебя трахать. В любом смысле этого слова.
Тео позволила себе небольшую улыбку. Затем стала серьезной.
― Я собираюсь убедиться в этом ― оформи все в письменном виде.
Я киваю.
― Очень мудро.
― Да, один старый друг дал мне несколько деловых советов… ― Она строго показывает на меня пальцем. ― Вот, что мне нужно, в письменном виде и с твоей подписью: когда ты заключишь сделку с Ангусом, я хочу получить десять процентов от суммы.
― Ооо… ― Все вокруг становится немного ярче, немного резче. ― Вот и тигр выходит наружу.
― Не думай, что тебе удастся меня обмануть, ― говорит она категорично. ― Это семизначная сделка. Я хочу десять процентов, и ни пенни меньше. И это щедро ― я могу попросить половину.
― Ты можешь попросить, ― говорю я низким и угрожающим тоном.
Тео вздрагивает, ее бледная рука дергается на столешнице. Я чувствую порыв снова накрыть ее руку своей, чтобы успокоить.