Джорджина не видела причин для энтузиазма.
– Я не получу больше двух-трех фунтов на церковном благотворительном базаре.
– Правильно, – согласилась Мона. – Но ты не пойдешь на дешевую распродажу. Ты отнесешь это в антикварную лавку в Челси твоим друзьям. Или еще лучше, на Портобелло Роуд! Все ходят на Портобелло Роуд. Туристы. Звезды кино. Манекенщицы. Шикарное местечко для появления в субботнее утро, не так ли?
Джорджина со злостью вскочила на ноги.
– Ты, должно быть, сошла с ума!
– Это грандиозная идея, Джорджина! – Эми, как и Мона, была ужасно взволнована открывающимися возможностями. – Будет очень забавно, честно! Я ходила на Портобелло! Там просто классно!
Ни одна из американок не понимала глубины отвращения Джорджины.
– Мне? Мне торговать с лотка, как оборванке из трущоб? Что, если друзья увидят меня? Что я скажу?
Мона изо всех сил постаралась подражать манере разговора Барбары Стрейзанд.
– Что ты скажешь, дорогуша? – потом добавила с интонацией всезнайки. – Ты скажешь: «Для вас, милочка, у меня особая цена».
Джорджина расхохоталась вопреки самой себе. Мона и Эми сошли с ума. Она могла представить вытягивающиеся лица прежних приятельниц. Сара. Патрисия. Корнелия. Анабель. Где они были, когда Джорджина нуждалась в них? Почему нужно бояться, что они подумают? Ник называл их «леди с постоянными запорами», настаивая, что они похожи на больных с кишечной непроходимостью.
– Но я не могу просто прийти на Портобелло Роуд и сказать: «А вот и я!» Нужна лицензия, я уверена. Ларек. Нельзя просто разложить товар и заорать: «Всем, всем, всем! Бегите сюда и покупайте одеяние маленького принца Чарли!»
Она объяснила, что в Англии существует древний миф, обычно рассказываемый на деревенских праздниках и ярмарках, о каком-то торговце, неожиданно появляющемся с вышитыми детскими чепчиком и сорочкой, которые были на ссыльном принце во время его крещения и пропали триста лет назад.
Но Мона не слушала. Она составляла список.
– Нам потребуются ярлычки для разметки цен. Квитанционная книжка для записи всех продаж. Сумки для упаковки вещей. Разменная мелочь, множество монет и однофунтовых банкнот, – она облизывала кончик карандаша и непроизвольно вспомнила свою бабушку Давицки, которая работала в магазине, когда Мона была малышкой, и профессора Бенсона (на самом деле Бернштейна), который советовал будущим актерам находить единственный жест, позволяющий открыть весь характер персонажа.
В одной из импровизаций Мона показывала богачку, занимающую видное положение в обществе и стыдившуюся своего происхождения из гетто. Облизывание карандаша разоблачало ее, выдало секрет, беспощадно высмеивало притворство разбогатевшей выскочки. Именно эта находка заслужила редкую похвалу профессора Бенсона.
– Используйте то, что имеете, – повторял он классу, теперь она сказала это Джорджине.
– И еще нам нужна вывеска. «Лавка предметов старины леди Джорджины». Правильно?
Прежде, чем ответить, Джорджина хорошенько обдумала предложение Моны.
– Более уместно написать: «Лучшее из британской старины, владелица леди Джорджина Крейн».
Спазмы в желудке Эми усиливались с каждой минутой. Она старалась не обращать на них внимания и мысленно молила небо, чтобы таблетки Ника сработали. Пожалуйста, Господи, прости меня за то, что я спала с Лу Хамфризом! Прости за похотливые мысли о Нике Элбете и желание выйти за него замуж! Она признавалась себе, что всего лишь хотела отца для неродившегося младенца. Но Бога обмануть нельзя. Бог знает, что ей хочется Ника Элбета для самой себя из-за ощущений, которые он вызывал в ней, из-за уверенности, что ни один другой мужчина не заставит ее чувствовать тот же восторг.
Несколько раз Эми выходила из гостиной в слабой надежде, что кровотечение начинается. Только прежние болевые спазмы внизу живота. Это, конечно, не родовые муки, так ведь? Немногое, что было ей известно на эту тему, подсказывало – пятинедельный плод размером с изюминку.
– Ну, что ты скажешь, Джорджина? Мы будем рядом с тобой. Ты будешь сногсшибательна, верно? – Мона нуждалась в отвлечении внимания, хватит раздумывать о Нике Элбете и крушении ее планов. По крайней мере, его бегство с возлюбленной отведет от нее подозрения Билла Нела и группы. У мужчины медовый месяц, верно? Любые планы о постановке пьесы, естественно, откладываются до его возвращения, если он вернется. Во всяком случае, к тому времени Мона давно будет в Нью-Йорке.
Несмотря на незаконность курсов Билла, она научилась многому в актерском ремесле и узнала о своей способности копировать чужие манеры. Более того, Билл сказал, что ее голос обладает специфическими способностями, запоминающимся тембром. Один его приятель из рекламного агентства проводит на следующей неделе прослушивание для озвучивания коммерческих роликов. Билл рекомендовал ее на одну из ролей. Американский кофейник носится по британскому супермаркету в поисках лучшего сорта кофе.
Минерва может кусать себе локти. Одна Мона подходит для работы. Она чертовски хорошо передает американский акцент, правильно?
– Поговорим об этом завтра, – Джорджина указала на часы на каминной полке. – Половина пятого. Я устала, как старая кляча.
«Лучшее из британской старины» – великолепная идея. Благословение Моне. И дорогой Эми, конечно. Обессиленная, она все же прикинула в уме возможность посетить базары в городках, расположенных в нескольких часах езды от Лондона. Если затея удастся, содержимое сундука быстро разойдется. Английская сельская местность обеспечит средства к существованию, а может быть, и весьма безбедное будущее, точно так же, как обогатила ее семью в прошлом.
Одна в комнате, которая была свидетелем их страсти с Ником Элбетом, Джорджина обнаружила, что, как всегда, не может выразить свои чувства словами. Как и множество англичанок ее класса, она прибегла к помощи литературы. «В постели мы смеялись, в постели и рыдали». Самуэль Джонсон написал это в восемнадцатом веке. «Рожденные в кровати, в кровати мы умрем». Не ее. Еще нет. Джорджина стукнула подушкой по половине кровати Ника с такой силой, что швы затрещали, выпустив на волю облако перьев.
Она не собиралась умирать из-за любви к Нику Элбету. Она будет жить и богатеть, и вернет его назад, неважно, что придется сделать для этого и сколько потребуется времени. В любом случае, завтра первым делом она должна сменить замок на входной двери. Мерзавец увез ее ключ.
Тишина окутала дом. Для каждой из этих опустошенных женщин рана, нанесенная Ником Элбетом, запомнится надолго. Она будет болеть и гноиться многие дни и недели. Чтобы излечиться, потребуется долгий срок, если вообще это удастся. Каждая должна найти собственное средство для выздоровления.
Пока Джорджина погружалась в беспокойный сон, прижимая к груди подушку Ника, Мона достала текст кофейной рекламы, данный ей Биллом Нелом для заучивания. Выкинуть Ника Элбета. Самое главное – ее карьера.
Эми Дин свернулась калачиком в положении зародыша, пытаясь облегчить спазмы и немного отдохнуть. Когда боль утихла, и тело наконец расслабилось, она позволила себе думать о Нике Элбете. Эми слышала о мужчинах, доводящих женщин до безумия, мужчинах типа Порфирио Рубероса и Али-хана, но до Ника Элбета не встречала подобных. Мысль о таком исступленном восторге испугала.
Глаза закрылись, и Эми продолжала воображать, что лежит на узкой 'кровати с Ником Элбетом, постель такая же неудобная, как и Лу Хамфриза, но Ник занимается любовью с такой страстью, какой не было у Лу, да и никогда не будет. Простой взгляд Ника гораздо более волнует, чем неуклюжие, жадные руки Лу.