У меня еще один сюрприз! – радостно возвестила Джорджина. – Я веду нас всех на преображение к Видал Сассуну! Это касается и моей бесценной малютки Меллисанд.
Игнорируя протесты Эми, она приказала секретарю прислать машину. Потом, находчиво сославшись на необходимость собраться, из своей спальни позвонила в салон и записалась на прием. Новая краска «Блонд-лимон» отлично подойдет Эми. Чем больше Джорджина думала об этом, тем решительнее настраивалась заставить Эми воспрянуть духом.
Доброе дело сделано, можно с чистой совестью поехать с Ником на несколько дней в Париж. Ее персонал убежден, что она совершает один из своих частых рейдов по антикварным лавкам Монмартра. В последнюю поездку она приобрела уникальную коробку пластинок Ноэла Коуарда[20] в нетронутых бумажных упаковках. Вместо того, чтобы продать граммофонные диски коллекционерам, она поместила их в рамки и развесила с двух сторон от великолепного снимка Коуарда. На фотографии он был запечатлен в наиболее элегантный период своего декаденства.
Ник? Париж? Все только по линии бизнеса.
ГЛАВА 14
НЬЮ-ЙОРК, 1986
Грубый удар Джона Саймона, «Палача» Бродвея, убедил Мону, что у нее нет выбора. Если она хочет играть ведущие роли, то должна подвергнуться пластической операции. Нужно сопротивляться настойчивым уверениям матери, будто Мона красива такая, какая есть, и собственному суеверному страху, что Господь расквитается с ней за вмешательство в дела природы. Хирург чихнет, скальпель соскользнет, и ее следующей ролью будет Квазимодо из «Собора Парижской Богоматери».
После пятнадцати лет в Нью-Йорке Билл Нел стал продюсером, его первая работа – возобновление бродвейской постановки «Частная жизнь» по пьесе Ноэла Коуарда. Он сомневался, что роль хрупкой, неистовой Аманды можно доверить американской актрисе, но уникальное воспроизведение Моной произношения лондонского высшего света убедило Билла взять ее.
«Восхитительно! Сама Герти Лоуренс не сделала бы лучше!» – совершенно искренне восхищался Билл Моной после генеральной репетиции. Она прекрасно двигалась, словно крадущаяся пантера. У нее была сногсшибательная стройная фигура, соблазнительность которой подчеркивалась костюмом в стиле двадцатых годов. Более того, ее голос и комедийный дар заставили собравшихся на предварительный просмотр выразить свое одобрение долго несмолкавшей овацией.
Но не Джона Саймона. Невезение состояло в том, что официальный бродвейский критик съел несвежую устрицу. Саймон, поклонник Ноэла Коуарда, согласился заменить заболевшего коллегу.
На следующий день театралы прочли в газетах, что пьеса выдержала испытание временем. Декорации, режиссура и туалеты исполнителей были просто великолепны. Игра, и особенно, произношение Моны Девидсон оказались прекрасными. За исключением одного фатального изъяна. «Есть нечто ужасное в том, что некрасивая женщина преподносит себя в качестве неистовой красавицы. Это настолько неубедительно, самонадеянно и нечестно, что вызывает в чувствительном зрителе не только отвращение, но и моральное возмущение».
– Подонок! Вошь – кричал Билл Нел, пытаясь утешить ее. – Все знают, что он настоящий убийца!
Мона вспомнила, как одна актриса, оскорбленная отзывом на свою игру, завлекла Джона Саймона в ресторан и вывернула ему на голову миску спагетти. Мона предпочла бы ударить его в сердце острой, как стилет, шляпной булавкой бабушки Давицки. Вместо этого она позвонила хирургу по пластическим операциям и договорилась об изменении формы носа.
Приняв это решение, Мона ругала себя, что ждала так долго. Ей тридцать пять лет, явно многовато для ролей инженю[21]*. Она ненавидит Калифорнию, там холодно и сыро, и вообще, Голливуд – дурацкое место. Мона – нью-йоркская актриса, одна из тесно сплоченной группы, та, что играет третьестепенные роли в мыльных операх, делает рекламу и пытается выступать достойно на сценах бродвейских и других театров. Волна симпатий к Моне, вызванная грубостью Саймона, вознаграждала за обиду. Сыпались письма и звонки. Брент позвонил из своего нового офиса в Филадельфии. Ему сообщили дети.
– Мона, ты хочешь, чтобы я нанял человека побить его?
– Нет. Брент. Я хочу, чтобы ты выслал деньги для детей, которые ты задолжал за два года.
– О, это. Я вот звоню посочувствовать, а ты снова о деньгах!
Не добившись от него ничего толкового, она передала трубку детям.
– Скажите ему, что вы голодные и ходите босиком.
Оказалось, хирург занят на восемь месяцев вперед. По слухам, он делал по несколько операций в день. Все эти двойные подбородки, шишки и бугры, мешки и морщины.
Так началась изнурительная работа по выбору персонально рекомендованных хирургов, беседы с ними на предмет их профессиональной деятельности и отношения к клиентам. Ей пришло в голову, что вся ее жизнь – бесконечная череда прослушиваний. Друзья, муж, любовники, прислуга, адвокаты, парикмахеры, постоянно поиск правильного выбора. Во всех областях жизни она искала выгоду и последовательность. За исключением матери, Джорджины, Эми и, конечно, детей, единственным надежным человеком в ее жизни был Билл Нел, и Мона знала – ей чертовски повезло, что встретилась с ним.
По мере приближения даты страшной процедуры у Моны появился юмор висельника. «Билл, почему бы тебе не попросить Джона Саймона подбросить меня на своем лимузине? Тогда мы сможем заявить, что он довел меня до пластической операции!»
Все уверяли, что в операции нет ничего страшного. Словно почистить зубы. Ничего. Мона представляла, как королева Мария Шотландская готовилась к казни. Лишиться головы – это покруче, чем сделать пластическую операцию, верно? Отсутствие головы больше, чем любой нос влияет на внешность. Полная смена.
Вечером, накануне отъезда в частную клинику, Мона отослала детей к друзьям. «Я хочу побыть одна», – сказала она с интонацией Греты Гарбо. Вымоет волосы, сделает маску для лица и спокойно подготовит себя к предстоящему суровому испытанию.
Был допущен только Билл Нел.
– Не волнуйся, дорогая! Я буду рядом, когда ты проснешься. Что мне принести тебе? Куриный бульон? Шоколадное мороженое?
– «То немногое, что я лю-юблю!» – протянула Мона, подражая Джулии Эндрюс в «Звуках музыки».
– Будь серьезной. Что ты хочешь? Я все сделаю. Слезы наполнили ее глаза.
– Настоящую роль в настоящей пьесе. Вот единственное, чего я хочу, Билл.
После его ухода она растянулась на огромной кровати. Ее последний любовник сравнил постель с летным полем. Мона солгала Биллу и себе. Было еще одно желание – Ник Элбет. Ах, если бы только он был здесь, крепко обнимая ее, заставляя смеяться, а потом кричать от удовольствия и наслаждения.
Ее слова, да Богу в уши: зазвонил телефон. На другом конце провода Ник сказал, что они с Роксаной только что прилетели и поселились в ее семейных апартаментах в отеле «Плаза». Роксана ушла в оздоровительный клуб на массаж и тренировку.
– Благодарю Господа, что застал тебя, Мона! Надо увидеться, сладкая! Натягивай панталончики и приходи на часок в «Шерри».
Мужчине явно нравится жить, подвергаясь опасности. Бар «Шерри» как раз через дорогу от отеля «Плаза». Что, если Лягушка с приятельницами из клуба решат там выпить?
Она собиралась провести вечер дома, не хочется одеваться, не хочется говорить ему, почему.
– Знаешь что? Как насчет поездки ко мне на такси?
– Через пять минут не слишком быстро?
В течение полных боли последующих недель она вспоминала его визит со смешанными чувствами счастья и боли. Это возвращало ее в тот счастливый час в его объятиях. Потом приходил глубокий, освежающий сон, который давал ей силы и желание выжить.
Когда отошел наркоз, улыбающаяся медсестра спросила:
– Как вы себя чувствуете?
– Как будто меня сбил грузовик.