По просьбе Джорджины полиция Челси поставила у ворот особняка констебля, удерживающего любопытных от проникновения на территорию дома. В одном леди Джорджина была уверена – закон защищает ее право на частную собственность. Дом англичанина – его крепость.
Это препятствие очень огорчало тех, кто желал пробраться в дом. Каждая въезжающая машина проходила досмотр. В фургончике, доставлявшем продукты, пронырливые журналисты спрятали своего коллегу с камерой, но после проверки автомобиль не был пропущен за ворота.
Прибывших из Штатов Билла Нела и Сиднея попросили предъявить доказательства, что они не журналисты. Их едва не отправили прочь, но появилась Мона и пришла на помощь. Втроем они попозировали перед камерами. Мона, хмурая и неразговорчивая, объяснила, как шокирована леди Джорджина трагическими событиями, и что позже днем она сделает заявление.
Скучающие и разочарованные, репортеры начали складывать оборудование и уезжать. Но в это время на такси появился Лу Хамфриз и дал им долгожданное интервью. Да, он и его жена Эми являются близкими друзьями леди Джорджины. Дело в том, что леди Джорджина лично заботилась о нем, когда их семья гостила в Лондоне и он заболел. И не только это. Лу и Эми также знали Ника и Роксану, проводили с ними отпуск на юге Франции и даже были приглашены в круиз на яхте, но не смогли согласиться из-за ранее принятых планов.
Он был сражен трагическими событиями.
– Что-то говорило мне, что я не должен отпускать жену в такой путь одну. Мне надо было поехать с ней, но я не мог оставить своих студентов. Возможно, если бы я находился здесь, то сумел бы предотвратить случившееся.
Высокий, загорелый, атлетического вида озабоченный профессор закончил свое выступление со слезами на глазах и комком в горле.
– У меня были две причины для приезда – предложить свою поддержку леди Джорджине в трудный для нее час, и отвезти домой жену.
Для Джорджины в это тяжелое время горя и отчаяния любимым словом стало «достоинство». Атмосфера могла сгущаться вокруг нее – она будет сохранять спокойствие. Если Джорджина удержит себя в руках, то выйдет из этой передряги благоухая, как роза, прекрасная английская роза, удачливая в бизнесе, но невезучая в любви. Она сильная, хотя и ранимая, героиня, которая теперь может начать избирательную кампанию в Парламент.
То, что тело Ника не было найдено, подкрепляло убежденность в его исчезновении, но не гибели. Свою точку зрения она предпочла не афишировать, так как это могло породить измышления о преднамеренности всей истории. Лучше вздернуть подбородок и сделать скорбное лицо.
Ко времени вечерних новостей леди Джорджина Крейн, бледная, строго контролирующая свои эмоции, безупречно причесанная, пригласила представителей прессы во двор особняка. Стоя на импровизированной платформе в окружении друзей и служащих, она выразила благодарность прессе за терпение и понимание, а друзьям и персоналу – за искреннюю поддержку в трудные для нее минуты.
Джорджина покачнулась, сломленная двойной трагедией последних дней, но усилием воли восстановила самообладание.
– Я надеялась, что это будет счастливейший день в моей жизни, но он оказался самым печальным. У нас с Ником были грандиозные планы совместного будущего, задумки о продаже за границей английских товаров и услуг, а также развитие туризма в Британии. Как женщина, я безутешна. Как член общества, я хочу посвятить себя экономическому процветанию Великобритании и многим благотворительным программам, которые заслуживают нашей поддержки.
Мое искреннее сочувствие распространяется и на барона Д'Орсанвиля, потерявшего дочь. Развод, даже по взаимному согласию, мог стать непредвиденным ударом для такой чувствительной женщины, как Роксана. Мы никогда не узнаем, что подтолкнуло ее к такому решительному и трагическому шагу. Я навсегда сохраню память о ее роковой красоте.
Слова Джорджины сразили всех наповал. Тронутые ее чувствами, репортеры задавали уважительные и мягкие вопросы. Только, когда Джорджина грациозно поблагодарила всех и собралась войти в дом, старый писака с Флит-стрит не сдержал журналистский яд.
– Правда ли, что Роксана Д'Орсанвиль перед смертью призналась вам, что убила своего экс-супруга, чтобы не дать ему жениться на вас?
В наступившей ошеломляющей тишине Джорджина заметила про себя, что это хороший тест на способность думать на ходу и расправляться с жесткими вопросами, если она действительно собирается в Парламент.
– Как вы знаете, Роксана умерла у меня на руках. Перед смертью ее речь была довольно бессвязной. Все, что я смогла разобрать, это «Прости меня, прости меня».
– Но как насчет самолета Ника? Есть ли следы преднамеренной порчи?
– Джорджина протянула вперед руки, словно стремясь обнять их всех.
– Я уверена, что власти представят отчет о случившемся. Простите, но я должна идти. Мысль о том, что кто-то намеренно испортил самолет, разбивает мое сердце.
Эми, как и прочие слушатели, была потрясена выступлением Джорджины. Такое самообладание, такой стиль – просто Джеки Кеннеди после убийства Президента. Это привело Эми к выводу, что каждый человек, особенно женщина, может вынести трагедию даже такого масштаба.
– Зачем ты приехал? – резко спросила она Лу.
– Я твой муж. Я думал, ты нуждаешься во мне.
– Я нуждалась в тебе раньше.
– Послушай, давай не начинать это сейчас. Я приехал забрать тебя домой.
– Я действительно не нуждаюсь, чтобы ты отвозил меня домой и вполне способна самостоятельно сесть в самолет.
– Что ты мелешь! Ты знаешь, как я чувствовал себя, получив письмо – письмо с заявлением: «Вот так, я уехала в Лондон!» Что это, вообще, такое?!
– Как Сэнди? Как малышка?
– Не меняй тему, Эми. Это серьезно. Серьезно? Никогда в жизни не была она более серьезной. Прошедшая неделя стала временем метаморфоз. Из постаревшей девочки она превратилась в молодую женщину, способную видеть реальный мир, а не синтезированный ее семьей мирок, в котором она жила с детства.
Эми вспомнила, что сказал ей Ник во время их уки-энда в Джорджтауне, когда в момент особой нежности она рассказала, как отчаянно была влюблена в него в Челси Мьюз.
Признание разозлило Ника, если предположить, что Ник Элбет хоть когда-нибудь показывал злость.
– Ты не любила меня. Ты любила Англию. Англию, которая не существует теперь, если вообще существовала. Мужчины, за которого ты принимала меня, не существует!
Ник рассказал, как одна из его голубоволосых леди сказала, что он напоминает ей Лесли Ховарда из «Багряного цвета».
– Вы, американцы, смотрите слишком много фильмов о сострадательной душе внешне развязного фата.
Он притянул ее очень близко, их лица почти соприкасались.
– Посмотри на меня, Эми. Посмотри поближе, милая. Я – развязный фат. А внутри ничего нет. Я – «потемкинская деревня». Я восхищаю туристок и обманываю их, но не себя. И с этого дня не буду обманывать тебя. Пока ты сама не позволишь мне, а я молюсь, чтобы этого не случилось.
– Я заберу тебя домой в Джейнсвил. У нас есть, что обсудить.
Это говорил ее муж, но казался ей незнакомцем.
Эми вернется с ним в Джейнсвил. У них, определенно, есть что обсудить. Например, архитектурный факультет университета Майами объявил об осенних курсах, где будет читать легендарный Винсент Скалли. Она планирует написать прошение о зачислении в группу. Если ее примут, Эми будет жить в Майами и приезжать в Джейнсвил только на уик-энды. Потом вернется в Лондон, чтобы посещать занятия в новом Институте Архитектуры под патронажем Чарльза. Страсть к британской истории архитектуры, которая привела се в Англию в первый раз, была такой же сильной, как прежде. Услышав о намерении принца Уэльского, она взяла такси и поехала посмотреть два классических здания Джона Нэша, в которых будет располагаться новый институт.