Но Брайан промолчал, когда увидел выражение лица племянницы.
В ее глазах появился свет, которого он давно не видел. Она целую неделю работала с Джессикой в саду и казалась полной сил. Лицо прояснилось. Пожалуй, Мишель даже немного поправилась. Она перестала одеваться только в черное.
Но главное — у его племянницы появилась надежда. Она сияла в глазах, которые слишком долго оставались пустыми. Мишель внезапно поняла, что жизнь может быть замечательной. Его племяннице захотелось поверить в волшебные сказки, в любовь и в чудеса.
Разве это плохо?
Глава пятая
Брайан понял, что надо мыслить разумно и стараться заглядывать вперед. Ему не хотелось, чтобы угас огонек надежды, который он заметил в глазах Мишель впервые за последнее время.
Но нетрудно догадаться, на что надеется Мишель. Он посмотрел на племянницу и с досадой понял: она думает не о его свидании с Джессикой. О, нет, в своих рассуждениях эта девочка пошла гораздо дальше.
Конечно, она надеется на счастливую развязку.
Даже если — Боже сохрани! — он когда-нибудь отправится на свидание с задирающей нос мисс Моран, о будущем счастье нечего и мечтать. Романтические представления его юной племянницы разобьются вдребезги, и она придет в полное отчаяние. А Брайан сильно сомневался, что Джессике захочется в очередной раз выводить его племянницу из депрессии.
И все же он жаждал заглянуть в золотисто-зеленые глубины глаз Джессики, сказать что-нибудь веселое и услышать в ответ ее смех, коснуться веснушек на щеках…
Хватит, приказал себе Брайан. Неважно, чего он хочет. Но нельзя же пойти на свидание с Джессикой только потому, что этого пожелала Мишель.
Брайан взял себя в руки и сказал:
— Ты слышала, что ответила дама. Она не пошла бы на свидание со мной, даже будь я последним мужчиной на земле.
— О, она говорила не всерьез. Ты просто ее обидел.
Он обидел Джессику? Брайан не очень-то удивился. Джессика всегда была ранимой. А у него, как известно, особый дар, явный талант вести себя, как слон в посудной лавке чувств.
Мишель пристально смотрела на Брайана. Он понял, что ему не удалось скрыть угрызений совести, и Мишель решила этим воспользоваться.
— Я могу тебе помочь, — немедленно предложила девочка. — Ты должен стать чувствительнее. Женщинам нравится чувствительность.
— И ты собираешься учить меня этому? — спросил он. Мишель критиковала в нем все: начиная с работы и кончая стрижкой и содержимым холодильника. Она сводила на нет все его попытки дать ей почувствовать, что его дом стал и ее домом!
Мишель кивнула, явно собираясь взять его личную жизнь в свои юные руки. Только этого не хватало.
— Нет, Мишель, — сказал он как можно более спокойным тоном. Что ж, зрелый дядюшка беседует с впечатлительной девочкой. — И думать забудь. Меня не нужно обучать чувствительности. Я не хочу встречаться с женщиной, которая требует чувствительности. Если бы мне хотелось с кем-то встречаться, ты бы гораздо реже видела меня по вечерам в пятницу и субботу.
Мишель открыла рот, явно собираясь спорить. Но он не дал ей такой возможности.
— Кроме того, я не пошел бы на свидание с Джессикой, даже если бы она была последней женщиной на земле.
Судя по всему, Мишель расстроилась. Потом прищурилась и отбросила назад свои черные локоны.
— Ты действительно дурак, — уверенно произнесла она. Лицо Мишель больше не светилось надеждой. Она выглядела на редкость сердитой.
— Я уже привык к этому недостатку, — парировал он.
— Эх, мужчины… — Мишель вложила в это слово и презрение, и разочарование. И удалилась, задрав нос.
Джессика решила надеть свою самую старую футболку и широкие шорты. Ей очень хотелось выбросить из головы тот миг безумной дерзости, когда она решила не надевать под сарафан никакого белья.
И чего ради она напялила этот дурацкий сарафан? Купила его в прошлом году, поддавшись капризу. Наверное, думала, что он сделает ее привлекательной, но ей почему-то не пришло в голову, что у нее нет никакой причины — вернее, никакого желания — выглядеть привлекательно.
В первый же день, когда Брайан приехал поработать над прудом и застал ее в пижаме, она решила показать ему каждую линию своей изменившейся к лучшему фигуры. А получилось, что она показала ему даже больше, чем собиралась. Трудно сказать, почему, но ей уже не хотелось как можно скорее избавиться от Брайана. Ее решимость растаяла, как масло под лучами солнца.
Дело ясное. Надо прекратить игры с ним и с самой собой. Прошлое ушло безвозвратно, и она только выставит себя на посмешище, если попытается изменить впечатление, которое сложилось у Брайана четырнадцать лет назад.