Лоран был очень гостеприимен, как же иначе, но у него это выходило необычайно искренне, почти по-дружески. В его духе. Он показал отведенную нам комнату на первом этаже. Нас подселили к куклам и плюшевым игрушкам, вероятно, комната принадлежала кому-то из детей, скорее всего, дочке. Дом был огромен, и в нем творился жуткий беспорядок. Семья переехала совсем недавно, и все валялось вперемешку: игрушки, объедки, дети, животные, друзья.
— Ха! — сказал Лопес, разваливаясь на кровати. — Они прям как гребаная хиповская коммуна!
— Бедняги! — ответил я, растянувшись на ковре какого-то странного цвета. — Ну все-таки лучше уж так, никто к нам лезть не будет. Надеюсь, тут и пожрать дадут, а то до ближайшей забегаловки пилить восемнадцать километров.
— Мы в самой жопе мира.
— Ты чертовски прав, но зато за это не надо платить.
— Угу.
Ели мы, когда Лоран что-нибудь готовил.
В конце дня все куда-то исчезали. Мы бродили по деревне: я снимал на видео природу и рассуждал о всякой ерунде, а Лопес пародировал Гомера Симпсона. Я никак не мог понять, какие отношения связывают между собой всех этих людей; время от времени кто-то с нами здоровался: «Привет, я Агата, одна из подруг». (Кого? Да и мне-то какое дело до этого?) «Nice to meet you», не моргнув, отвечал я.
«Привет, я жена, я сын, я душитель из Бостона».
«Nice to meet you» (да пошел ты, придурок, я тебя больше никогда не встречу).
Я не был ни циничным, ни грубым — обыкновенный восемнадцатилетний засранец, и плевать я хотел на остальных. Вообще-то, мне и на себя было наплевать. Что уж тут говорить о других? Вечером, ближе к полуночи, накануне нашего отъезда в Париж, Лоран устроил что-то вроде кинотеатра под открытым небом и пригласил нас посмотреть третью часть «Властелина колец». Мы провели на улице три с лишним часа, пожираемые комарами… «Веди себя хорошо», — звенел в ушах мамин голос. Договорились, мама.
Мы досмотрели фильм до самого конца (и я, и Лопес видели его уже в ЧЕТВЕРТЫЙ раз), это было что-то вроде платы за проведенное тут время.
И вот теперь я снова здесь.
Лоран разбогател благодаря рекламе. Теперь в его доме только дизайнерские вещи. Отлично. Съемочная площадка уже подготовлена, нужно только выставить освещение. Огромная кухня из нержавеющей стали, девственно чистая; может, ему доставляют всю еду на вертолете прямо из ресторана шеф-повара Феррана Адрии или он нашел способ вообще не есть, но на этой кухне уж точно никто не готовил последние лет сто.
— Hi!
Я поворачиваюсь и вижу его. Крепкое рукопожатие. Такое же честное, как и много лет назад.
Он не изменился, только стал более грузным, и волосы слегка поредели. А может быть, это я теперь совсем другой. Я стал мужчиной, как и он, и у меня такое чувство, что пространство между нами сократилось, как будто он ждал меня. Он предлагает мне сигарету и делает знак, чтобы я первым рассказал о себе.
— Да, я режиссер. Вроде получается. Я только что закончил монтировать свою часть совместного проекта, знаешь, из тех, которые потом рекламируют как «лучшую вещь нового поколения итальянских режиссеров».
— Я знаю, ты хороший режиссер.
— Ну, возможно. Эпизод действительно неплохой. Потом мне заказали снять рекламу французского сыра, агентство мне сообщило, что съемки будут происходить в твоем доме, ну, сам понимаешь, «это только ради денег».
Он не отвечает, но затягивается гораздо глубже, чем раньше, как будто иной раз он говорил сам себе то же самое.
Он показывает мне комнаты. Верхний этаж: потрясающий сервант Бернини; знаменитейший книжный шкаф Соттсасса; сзади сад, шезлонги из тикового дерева и подушки из египетского хлопка; маленькое озеро.
«Только ради денег», есть много способов, чтобы направить миллионы разочарованных в жизни домохозяек, прозябающих в ужасных квартирках на окраинах, к прилавку супермаркета, чтобы они, не задумываясь, выбрали камамбер, завернутый в белую бумагу с логотипом, который изобрел Лопес: мельница, нарисованная акварелью.
Вот он-то точно выбился в люди: стал одним из лучших иллюстраторов, живет на Манхэттене, мы с ним уже очень давно не виделись.
— Как насчет перекусить вместе в бистро? — прерывает мои мысли Лоран.
— Нет, спасибо. Моя жена, Лиза, очень устала. Она ждет меня в машине. Она беременна.
— О, поздравляю.
Больше он ничего не добавляет. Потом как бы вскользь:
— А у нее как дела? Я так давно ничего не слышал о твоей матери. Мне хотелось бы снова повидаться с ней, я хотел позвонить, но… знаешь, мы больше не работаем вместе, прошло уже (пауза) восемь, девять лет.