– Недоговариваю, – согласилась она. – Но зачем вам чужое горе?
– Значит, горе всё-таки есть? Я так и подумал.
– Но я бы не хотела, чтобы меня жалели.
– Понятно. Лучше, конечно, если вы тихо истаете, и никто не догадается, от чего.
– Вы сказали, будто догадывались о моем… неблагополучии. Что, это написано на моем лице? Ну, что у меня горе.
– Не написано. У вас на лице замок. Но в какой-то момент вы неплотно прикрыли дверь…
– Вы, случайно, не писатель?
– Журналист. В свободном полете.
– Это как?
– Из одной газеты ушёл, а в другую ещё не устроился.
– То есть сегодня вас вполне могло не быть дома.
– Да, и в таком случае калитку я замыкаю. Чтобы кто-нибудь случайно не забрёл во двор. Я же Шерхана не привязываю на цепь.
– Почему?
– Потому что он породистый пес, с достоинством, может обидеться.
– Он живет в доме?
– В своем.
– В конуре?
– Если бы вы могли её посмотреть, сказали бы, что для конуры она слишком шикарна. Я сам её построил. Знаете, даже чертежи чертил. На компьютере. У меня есть специальная компьютерная программа. Когда-то у меня была мысль выстроить на этом участке хороший дом. А потом я узнал, что этот район скоро снесут. Вроде даже в следующем году.
– А как чувствует себя ваш пес зимой? У него в доме, случайно, не центральное отопление?
Андрей засмеялся.
– Вы имеете в виду, не мерзнет ли он? Если холодно, я оставляю открытой дверь в сени. У него есть своё местечко…
Даше было легко с ним разговаривать. Как будто она встретилась с другом детства. Наверное, она могла бы рассказать ему о Викторе, но тогда всё бы рухнуло. Эта легкость в отношениях. Он стал бы ее жалеть…
Хотя, казалось бы, что плохого в том, что тебя пожалеют? Она же слабый пол, так что слабость ей простительна, но Даша считала, что слабость – это как вода: найдет маленькую щёлочку и начнет её размывать постепенно. И щёлочка будет становиться всё шире и шире, а потом уже воду будет не удержать, и она, то есть слабость, сметет всё на своем пути. Начнутся сопли-вопли, истерика… Подумав об этом, она стиснула зубы – и тут же заболел не только нос, всё лицо. Так, что слезы на глазах выступили. Кажется, стала отходить анестезия.
Андрей это сразу заметил, засуетился:
– Как же это я так, заговорился! Брат же предупреждал, что надо дать вам болеутоляющее.
Он отправился в кухню и что-то там искал, выдвигая ящики. Потом принес ей на маленьком подносике стакан воды и таблетку.
– Вот, выпейте, пожалуйста. Это хорошее лекарство. Обезболивание на двенадцать часов обеспечивает.
Даша выпила, стараясь не застонать от боли, и опять легла, поддерживаемая им.
– Из вас получилась бы прекрасная сиделка, – сказала она.
Он усмехнулся, хотел что-то сказать, но, видимо, передумал. Объяснил ей:
– Ну у меня и язык! Нет, скорее, мозг. На любой посыл он тут же выдает если не поговорку – не слишком привычную, – то какой-нибудь анекдот… Послушайте, Даша, а не позволите ли мне провести над вами небольшой эксперимент?
– Эксперимент над больной женщиной? – покачала головой она.
– Но это же совсем не больно. И не опасно.
– Ну, если не больно.
Таблетка подействовала, и сейчас Даша чувствовала себя прекрасно. Почти. Если бы еще не повязка на носу…
Он опять вышел на кухню и принес оттуда… суровую нитку, на которой висело массивное обручальное кольцо.
– Это бабушкино, – пояснил Андрей, – но пользовался им обычно дедушка.
– В каком смысле – пользовался? – удивленно спросила Даша.
– Вот так же, как хочу воспользоваться я. Не волнуйтесь, лежите спокойно.
Он осторожно приблизил к её голове нитку с кольцом, до того висевшим без движения, и кольцо на её глазах вдруг стало стремительно раскручиваться.
– Ну вот, а вы говорите, работа! – с удовлетворением сказал Андрей. – И вовсе не от работы вы такая худая, а оттого, что на вас порчу навели.
Даша, не выдержав, расхохоталась. Впрочем, она тут же замолчала, потому что смеяться было больно, но уж очень комичным выглядел Андрей Крамаренко с этим своим кольцом на суровой нитке и безапелляционным тоном.
– Вы сейчас выглядите заправским колдуном. Такой серьезный, авторитетный, – проговорила она.
– Вы мне не верите, – покачал он головой и продолжил: – Не верите, ничего, значит, и не станете думать, будто я собираюсь причинить вам вред. Минуточку.
Он вышел и некоторое время спустя явился со стаканом в руке, в котором плавало что-то желтое.
– Что это, яйцо, что ли? – прыснула Даша.
– Вы угадали. Яйцо. – Он стал таким серьезным, что и у Даши пропала охота шутить. – Помолчите.