– Затертая фраза, да? Причем обычно произносят её женщины. Она позволяет оправдать их всепрощение и отсутствие гордости… Вот и я тоже…
– Дашка, перестань! А то еще немного, и я тоже расплачусь. Ты как будто оправдываешься. Ты никому ничего не должна. Хочешь – живи, не хочешь – уходи. Главное, никого не слушай.
– Что-то мы всё обо мне да обо мне. Тем более что у меня в жизни ничего нового, а ты скоро замуж выйдешь. На свадьбу-то позовёшь?.. Я очень за тебя рада. Так хочется, чтобы хоть кто-то был счастлив. Ты прости меня! – Она закрыла глаза руками и расплакалась.
– Что с тобой, Дашенька? – испугалась Олеся. – Это я сегодня с утра ехидничаю. Вот и тебя покусала ни с того ни с сего! Какая-то тревога меня точит. Понимаешь, настолько всё у меня хорошо, что даже страшно!
– Вот глупая, – улыбнулась Даша, вытирая платком слезы. – Нашла чего бояться, счастья!
– Ну а ты чем недовольна?
– Тем, что вдруг стала превращаться, в стерву. Столько лет жила в согласии с собой, а тут вдруг почувствовала, будто поселилась во мне будто какое-то зло. Решила жить только для себя. Нет, конечно, и для дочери тоже, куда же без Лады, но в остальном – только для себя. В смысле, захотела чего-нибудь и добилась. Какими средствами – не важно.
– Так ты хочешь сказать, что и машину… – Олеся запнулась.
– И машину. Знала, на что шла. Все рассчитала: поняла, что Виктор вдруг захотел во что бы то ни стало сохранить семью, и сыграла на его чувстве виноватости, и подлизалась… Говорила: «Солнышко!» Сюсюкала, как прежде. Но в былые времена я это от души делала, а теперь нарочно, с расчётом… И от этого на душе просто мерзко.
– Брось, Дашка, ты – и вдруг с расчетом. Да умеешь ли ты рассчитывать?
– Выходит, умею, – понурилась Даша.
– А что ты ещё хочешь? – спросила её Олеся.
– Наверное, того, чего не вернуть. Честности, что ли. Чтобы самой себя не стесняться.
– Да-а, – протянула Олеся, но вовсе не так, как в былые времена. Тогда она сразу загоралась Дашиными переживаниями, а теперь… Теперь она вся была в своих думах. Что ж, её за это не осудишь.
– Лесь, а что там ты о тревоге говорила? Откуда она у тебя взялась?
– Не знаю, вроде часа три назад созванивались – всё было хорошо. Я сказала, что иду в парикмахерскую, и мы перенесли нашу встречу на завтра.
– А ты уже думаешь, что до завтра не дотерпишь?
– Нет, – задумчиво проговорила Олеся, – он обычно звонит мне каждые полчаса.
– А сегодня подумал, что ты сидишь в парикмахерском кресле, и не стал тебя беспокоить. Скорее всего позвонит с минуты на минуту…
– Знаешь, Дашуня, погоди стричь, я всё-таки ему сама позвоню. Чтобы уж зря не волноваться.
Она потянулась к сумке, достала мобильный телефон и быстро набрала номер. Некоторое время слушала, пока не сказала с чувством разочарования:
– Абонент временно недоступен… Что за чушь! Знаешь, я, пожалуй, пойду.
– Куда ты пойдешь, глупая! С недостриженной башкой!
– Какая уж тут стрижка! – почти простонала Олеся.
– Сделаем так, – решила Даша. – Еще две минутки потерпишь? А потом мы поищем твоего жениха. На моей машине. Это все-таки быстрее, чем даже на маршрутке. Как, кстати, его звать-то?
– Евгений, – жалко улыбнулась Олеся, безучастно наблюдая, как подруга заканчивает стрижку.
– Ну вот, ещё минутку – подсушу тебя феном. Всё-таки осень, опасно бежать с мокрой головой.
Она тщетно пыталась отвлечь Олесю, но та и вовсе замкнулась в своём беспокойстве.
Ее тревога была Даше непонятна. Мало ли, может, сидит где-то, где пользоваться мобильником неудобно. Может, пришёл к себе и заснул. А телефон в куртке. Даша вон тоже порой не слышит, когда мобильный телефон звонит у неё в сумке…
– Одевайся!
Даша подтолкнула Олесю к вешалке, все же критически оглядев стрижку – кажется, всё в порядке. И тихонечко вздохнула. Никто и спасибо не сказал мастеру за то, что она освоила новую модную прическу.
Заглянула на женскую половину парикмахерской: мама стригла клиентку.
– Мама, – сказала она, – будет спрашивать Виктор, скажи, что я повезла Олесю по её делам.
– Виктор будет недоволен, – заметила Александра Сергеевна.
– Перетопчется! – рассердилась Даша. – Сказано, у подруги неприятности, и я должна ей помочь. Папа уже Ладу забрал из садика?
– Конечно, забрал, – хмыкнула мама. – Восьмой час вечера!
– А Виктор сам себя обиходит, не маленький.
– Ох, Даша, пробросаешься! – вздохнула Уварова-старшая.
– Не причитай! – не слишком почтительно прервала её Даша, целуя в щеку. – Ну, мы побежали.