— Я могу идти?
— Иди, кто тебя держит.
Тот, что пришел, поставил на край стола докторский чемоданчик, вынул из него белый халат, надел и споро принялся доставать и складывать на вынутой оттуда же салфетке блестящие медицинские инструменты, поглядывая на неподвижную Дашу.
Вернулся хозяин.
— Говори, чем я могу тебе помочь?
— Не шебурши... Ты ее знаешь?
— Первый раз вижу.
— Как она попала к тебе во двор?
— Калитка оказалась незапертой.
— Я тебе сколько раз говорил, ты нарвешься. Кто-нибудь из официальных лиц зайдет во двор, а собака набросится.
— Шерхан никогда не нападет без причины. А официальным лицам совершенно нечего делать в моем дворе.
— Ты видишь, что эта птичка не из вашего курятника?
— Вижу. Только, скорее, не из курятника, а не из нашего свинарника.
— Что-то ты слишком самокритичен.
— Не радуйся, я не о себе. Ты разве забыл, что это место раньше называлось Свинячьим хутором?
Разговаривая, мужчина в белом халате все время что-то делал. То вскрывал ампулу и шприцем набирал из нее лекарство, то делал укол, то, обтерев спиртом окровавленное лицо Даши, осторожно вправлял покалеченный нос. Секунды две полюбовавшись на свою работу, он стал накладывать повязку.
— Ну вот, я сделал все, что мог... Кстати, я тебе давно говорил, продай эту развалюху и купи себе квартиру! Ищешь себе приключений на одно место. А то не знаешь, что здесь всегда был самый криминальный район.
— А Шерхана куда девать, скажи на милость?
— Многие люди держат породистых собак в квартире, и ничего.
— Он привык к свободе. Бегает по двору, пугает птиц... Что он станет делать в квартире?
— Не много мне известно людей, чья дальнейшая жизнь зависит от привычек их собаки... Все равно через год-полтора вас снесут.
— Ничего, зато земля здесь дорожает с каждым днем... И потом, мой дом не такая уж развалюха. Во-первых, в нем все удобства, во-вторых, он уютный, в-третьих, меня здесь не достают мои жены...
— Жены! Тоже мне, султан доморощенный!.. Иди сюда. Зайди с другой стороны, придерживай, если вдруг она непроизвольно дернется. Давай положим ее на диван... Смени наволочку на подушке. Вот, теперь осторожно опускаем ее голову.
— Она что, уже пришла в себя?
— Нет, но, думаю, в самом скором времени придет Анестезию я ей сделал, так что пробуждение не будет слишком болезненным.
— Посмотри, какая красивая девчоночка. Теперь, когда ты вытер кровь... Кожа гладкая, розоватая...
— Наверняка женщина здоровая, только очень уж худа. Прямо кожа да кости.
— А то ты не знаешь этих богатеньких. Сидят на диете, чтобы убить в себе всякую женственность.
— Нет, это скорее стрессовое похудение.
— Интересно, как ты это определил?
— Это мои личные наблюдения. Да, у тебя что-то болеутоляющее есть?
— Есть. Кетанов. Ты же мне и привозил, когда я руку сломал.
— Дашь девочке, когда действие анестезии кончится... С тебя двадцать долларов. Это, имей в виду, по льготному тарифу.
— Бедные пациенты. Неужели ты со всех так же дерешь три шкуры?
— Деру, куда деваться. Семью кормлю. Кстати, ты особо губы не раскатывай. Видишь, у нее обручальное кольцо.
— Вижу. А тебе только бы настроение человеку испортить!
— Андрюха, я тебя предупредил... Проводи меня, а то твой охранник каждый раз делает вид, что впервые меня видит.
— Он понимает, что ты меня подавляешь, и сердится.
— Понимает! Скажи еще, что у твоей собаки высший разум.
— Не ворчи. Ты как, опять в клинику возвращаешься?
— А куда же еще? У меня сегодня ночное дежурство. Ты ее родным позвони, наверняка у нее есть сотовый телефон.
Говоривший пошел к двери, хозяин дома следом за ним.
— Не учи ученого!
Доктор, уже снявший к тому времени халат, в нерешительности остановился перед открытой калиткой.
— Шерхан, домой! — позвал хозяин и взял пса за ошейник. — Да не бойся, не укусит.
— Кто знает, что у него на уме? Говорят, собаки походят на своих хозяев.
— А ты никогда не знаешь, что у меня на уме?
— У тебя на уме всегда одно.
Хозяин дома тяжело вздохнул:
— Что поделаешь, в семье не без урода. Иной раз я думаю, что судьба нарочно создала меня таким, чтобы ты на моем фоне смотрелся особо положительным.
— Ага, я еще должен сказать тебе спасибо.
— А как же, это, можно сказать, черный пиар...
— Не забудь позвонить...
— А если у нее нет мобильника?
— Но у тебя-то есть!
— Это что же получается: никакое доброе дело не должно остаться безнаказанным? Тебе двадцать долларов отдай, теперь еще рублей десять на сотовом истрать...
— Можно подумать, доллары ты мне отдал!
— Отдал не отдал, а теперь ты все время будешь мне напоминать, я стану нервничать, оно мне надо?
— Нервничать! Не смеши. Когда это ты нервничал? Две свадьбы, два развода — а все как с гуся вода.
— Просто ты мне завидуешь.
— Завидую. Я бы тоже хотел вот так ни за что не отвечать и жить в дедовом доме на Свинячьем хуторе.
— Все ясно, вот ты и попался. А я-то все думал, чего он уговаривает меня дом продать?
— До встречи, балабол! Не забывай матери звонить, а то она меня всегда спрашивает: «А как там Андрюша?» Что я ей вынужден говорить? До сих пор не повзрослел.
— Добрый ты, братец, и за что только я тебя люблю!
— Так я тебе и поверил!
Алексей захлопнул дверцу машины и медленно поехал по узкой грязной улице.
Крамаренко Андрей вернулся во двор, перед тем заперев калитку на замок. В самом деле, во дворе бегает не какая-нибудь мелкая дворняжка, породистая немецкая овчарка. Правда, купленная в российском питомнике. Но хозяева вроде завезли родителей Ральфа Шермана Ульриха, в просторечье Шерхана, из самой Германии.
Он насыпал в миску сухого корма из огромного пакета и поставил перед своим любимцем:
— Лопай, заслужил.
Шерхан, как и подобает собачьему джентльмену, не стал бросаться на корм, подошел к миске медленно, издав отчетливое пренебрежительное фырканье. Мол, тоже мне награда! Он предпочитал еду натуральную, которую его хозяин готовил не часто по причине лени. Вот вторая жена Крамаренко варила псу похлебки с косточкой. Ей нравилось чувствовать себя хозяйкой такой великолепной собаки, которой теперь приходится питаться этими малоаппетитными сухими шариками!
Андрей не спешил войти в дом, все тянул время. Зачем-то переставил лопату, поправил в сенях ящик с картошкой — придвинул поближе к стене.
Сейчас он войдет в дом, увидит очнувшуюся незнакомку, ее испуг и, не дай Бог, истерику: «Где я, что со мной?» Постоял перед входом и, сердясь на себя, решительно потянул ручку двери.
Женщина и в самом деле пришла в сознание. Она даже попыталась встать, так что Андрей подскочил к ней и чуть ли не силком уложил обратно.
— Лежите, врач сказал, у вас сотрясение мозга. Она посмотрела на него огромными карими глазами с поволокой — наверное, у нее в родне явно кто-то с Востока — и осторожно притронулась к повязке.
— Он ударил меня в лицо.
— Ничего, Шерхан отомстил за вас этой твари.
— Он отобрал мой мобильник.
Женщина говорила и не сводила с Андрея глаз, словно пыталась понять, на что она может рассчитывать. Впрочем, тут же пояснила:
— Мне так неудобно, из-за меня у вас уйма хлопот, но... Если можно, я хотела бы позвонить маме.
Она забрала дочку из садика и теперь, наверное, ждет, что я приеду.
— Пожалуйста, звоните! Скажите, что сегодня вам нельзя никуда ехать, а завтра, если самочувствие позволит, пусть родственники приезжают за вами.
— Но я вас, наверное, стесню.
— Ничего вы не стесните! Необходимую помощь вам оказали, потому лучше полежать.
Он принес женщине свой мобильник, мысленно усмехаясь, что и на этот раз оказался прав. Правда, только в отношении своего телефона. В самом деле, жалко ему, что ли. С таким-то тарифом — шестьдесят копеек минута.