— Неужели так поздно?
— Успокойся. Тебе же на работу сегодня не идти?
— Нет, но других дел масса.
— Современная деловая женщина, у которой нет ни минутки свободной!
— Не издевайся.
— А я и не издеваюсь. Просто хотел поинтересоваться, не найдется ли в твоем плотном расписании места и для меня?
— Что ты имеешь в виду?
— По-моему, мы с тобой вчера не договорили.
— Ах, это…
А Алена уже было решила, что вчерашняя сцена с Иваном ей просто приснилась.
— Ну так как? — настаивал Иван.
Алена вздохнула:
— Не знаю… А что ты, собственно, предлагаешь?
— Давай вместе поужинаем.
— Я уже как-то ужинала с тобой, — усмехнулась Алена. — Ничего хорошего из этого не вышло.
— Нельзя быть такой злопамятной, — упрекнул Иван. — По-моему, я не только попросил прощения, но и сделал достаточно, чтобы реабилитировать себя в твоих глазах. Если нет — скажи, еще что-нибудь придумаю. Учти, отступать я не привык.
А почему бы с ним и не поужинать? Что-то в последнее время она слишком часто ужинает в ресторанах, и ничем хорошим это, как правило, не кончается. Перед глазами возникло лицо Володи Городецкого, и Алена страдальчески поморщилась. Тут уж ей точно ничего не светит. Может быть, увидятся еще разок, когда она принесет показать статью, а может быть, и нет. Скорее всего нет. А если она не может получить того, чего на самом деле хочет, пусть будет Иван. Не все ли равно. И вообще, как известно, клин клином вышибают. Иван — отнюдь не самый плохой вариант.
— Что же ты молчишь? — уверенности в голосе Ивана несколько поубавилось.
— Думаю, во сколько нам встретиться. Где ты хочешь поужинать? — спросила Алена.
— А ты куда бы хотела пойти?
Алена не удержалась от насмешки:
— Куда угодно, только не в Домжур.
— Я уже сказал — нельзя быть такой злопамятной, — укорил ее Иван. — Так куда?
— Не знаю. Мне все равно. Выбери сам.
Иван на секунду задумался:
— Послушай, я знаю одно довольно интересное местечко на Лубянке…
— Застенок КГБ? — опять сыронизировала Алена.
— Придержи язычок, хорошо? — ласково посоветовал Иван. — От тебя, чувствую, и КГБ несладко пришлось бы. Я, во всяком случае, поставил бы на тебя против любого кагэбэшника.
Алена рассмеялась:
— Спасибо. Хорошо же ты обо мне думаешь. Так что за место?
— А вот не скажу, — Иван решил хоть чуть-чуть отыграться. — Куда поведу — туда и пойдешь.
— А все же?
Иван проигнорировал ее вопрос:
— В восемь часов тебе удобно?
— Удобно, — вздохнула Алена.
— Значит, жду тебя в восемь в метро. Станция «Лубянка», последний вагон из центра.
В трубке зазвучали короткие гудки отбоя. Алена медленно повесила ее на рычаг и вдруг почувствовала себя такой несчастной, словно ее ужасно обидели, а не в ресторан пригласили. Вот если бы на месте Ивана был… «Перестань! — приказала она себе. — Прекрати сейчас же! То, что произошло между вами в последний вечер в Труа, — короткое наваждение, помрачение рассудка и не имеет значения. И продолжения тоже не будет. Ты же хотела выйти замуж за Ивана. Ты все продумала и решила, что он — прекрасная партия. И вот сейчас он сам сделал тебе предложение. От сегодняшнего ужина зависит твоя дальнейшая жизнь. Не глупи, соберись, очаруй его окончательно. Все другое — просто нелепость!»
Алена уныло вылезла из постели и пошла на кухню сварить себе кофе. На столе засыхали остатки вчерашнего неудавшегося ужина. «Иван уже вошел в роль заботливого мужа, — вяло подумала Алена. — Встретил меня, накормил и спать уложил. Чего еще желать?»
Она включила радио. Очевидно, шел какой-то ретро-концерт, Сергей Никитин пел песню из «Иронии судьбы»:
Алена сделала погромче. Голос у барда был печальным, мягким и безнадежным:
Алена резко крутанула рычажок настройки, переводя на другую программу. Глупая песня, старомодная и романтичная. В реальной жизни все бывает иначе, и дальний может стать близким. А любовь… Не всем она удается. Нет, она нисколько не кривила душой, когда читала Городецкому наизусть из «Обыкновенного чуда». Ради любви она сама, Алена, готова на любые жертвы. Но если бы все зависело только от нее! А жертв от другого требовать нельзя. Нельзя вламываться в чужую жизнь, как слон в посудную лавку. Да он, Володя, ее в свою жизнь и не пустит, место любимой женщины там уже занято…