— Спасибо, я не голоден.
Она просительно улыбнулась:
— Но кофе-то выпить можно!
Против ее улыбки он устоять не смог:
— Ну, разве что кофе…
Через пятнадцать минут он уже сидел в маленькой кухне и маленькими глоточками пил обжигающий напиток. Она сидела напротив, положив подбородок на сцепленные пальцы, ее лицо было так близко… Еще немного, и он не выдержит. Володя слегка кашлянул и спросил первое, что пришло в голову:
— Так значит, вы написали о нашей поездке?
Она улыбнулась и вдруг сказала:
— О чем ты говоришь? Тебе же совсем не об этом хочется говорить.
Он отшатнулся от неожиданности. Рука, державшая чашку, дернулась, и кофе пролился на стол. Она бесстрашно смотрела на него.
— А ты… Ты разве знаешь? — голос его прозвучал глухо и сдавленно.
— Да. — Алена чувствовала себя, как в детстве на качелях: страшно и внутри все замирает. — Да. Я давно знаю.
Их разделял стол. Ни один из них не двинулся с места, ни один из них не знал, что сейчас скажет, и потому никто не выбирал слов.
— С того вечера в Люксембургском саду?
— Еще раньше.
Они посмотрели друг другу в глаза. И тогда Алена медленно поднялась, обошла разделявший их стол, взяла его лицо в свои ладони и поцеловала его в губы. Поцелуй продолжался долго, целую вечность. А потом Володя подхватил ее на руки и понес в комнату.
— О чем ты сейчас думаешь?
Слова сказались сами собой. Еще не договорив, Алена испугалась: не надо было задавать этот вопрос. Но Володя только погладил ее руку, лежавшую у него на груди:
— О тебе.
— И что?
— Почему мы с тобой так поздно встретились.
Алена провела пальцем по выпуклым бугоркам мускулов:
— Не думай об этом. Вообще ни о чем не думай. Люби меня, просто люби меня…
Часть вторая
1
Как это всегда и бывает, врачей в районной женской консультации хронически не хватало.
— Раньше надо приходить, женщина, — неприветливо буркнула тетка в регистратуре, все же выдавая Кате талончик. — Ваше счастье, что сегодня Сорокина с больничного вышла.
Катя ненавидела, когда к ней обращались «женщина», но здесь никого иначе не называли.
— Спасибо, — почему-то поблагодарила Катя и собралась уже было отойти, как тетка ее окликнула:
— Куда отправилась? Обожди немного.
Она повернулась спиной к окошку и стала рыться в громадном шкафу с бумагами. Ничего не найдя, мельком взглянула на Катю и буркнула:
— Карта у тебя на руках?
— Какая карта?
— Ты что, с луны свалилась? Медицинская!
— Нет…
Тетка раздраженно вздохнула:
— Когда в последний раз приходила?
— Я вообще в первый раз…
Тут тетка посмотрела на Катю так, будто только что ее увидела:
— Малолетка, что ль? В какой школе учишься? — не дожидаясь ответа, тетка потянулась к другому шкафу.
— Путаются с мужиками, еще соплей не вытерев, — бормотала она себе под нос, — а потом таскаются на аборты. В первый раз она…
Катя задохнулась от обиды:
— Как вы смеете со мной так разговаривать? Мне двадцать два года, я уже четыре года замужем, мы сюда недавно переехали и…
Она внезапно замолчала. Зачем она все это говорит, словно оправдывается?
На тетку ее речь большого впечатления не произвела.
— Ну извини, — сказала она, придвинув к себе чистый бланк. — Счас тогда заполним на тебя карту. Имя, фамилия, отчество, год рождения?..
Через десять минут Катя отошла от регистратуры и пристроилась в конец длиннющей очереди. Десятка два женщин молчаливо ждали на стульях в коридоре. Кто-то вязал, кто-то читал, кто-то просто сидел, сложив руки на выступающем животе и глядя прямо перед собой.
Женская консультация вызывала у Кати чувство, близкое к помешательству. Эти женщины — как овцы, согнанные для стрижки, или, что еще хуже, как коровы у бойни. Хотя, казалось бы, что тут такого? Ну, очередь к врачу, осмотрят и отпустят восвояси. «Все дело в том, — подумала Катя, — что к нам здесь не относятся как к людям. Мы для них — неодушевленные предметы, и относятся они к нам так, как… как… Ну, как мы в десятом классе относились к капусте, которую нас гоняли сортировать на овощебазу. Точно! Капуста на овощебазе. Перекидать ее поскорее и уйти домой к телевизору».