Ее голос был сух и сдержан. Иначе нельзя: если она сейчас начнет тоже охать и волноваться, страх Аникеева разрастется до невероятных размеров. Умная жена знала, когда надо проявлять заботу и сочувствие, а когда лучше охладить излишние страсти трезвой и даже жестокой иронией. А она умела быть спокойной и ироничной в любых ситуациях.
Аникеев приподнялся, а затем сел:
— Что за черт!
— Прими снотворное, Севочка, — невозмутимо посоветовала Элеонора Иосифовна.
— Не помогает. Я уже принял элениум.
— Прими двойную дозу. Тебе надо выспаться, чтобы завтра голова была свежей.
Аникеев ничего не ответил, откинул одеяло и свесил ноги с постели. Элеонора Иосифовна приподнялась на локте:
— Куда ты собрался?
— Никуда.
Он чуть-чуть помолчал, потом все-таки задал вопрос, который мучил их обоих:
— Эля, ты уверена, что мы все сделали правильно?
— Что ты имеешь в виду? — переспросила Элеонора Иосифовна, чтобы выиграть время и собраться с мыслями для ответа.
— Ты сама знаешь, — Аникеев передернул плечами. — У меня плохие предчувствия.
— Ну что еще такое?
— А если эта сучка-актрисулька не выманит Городецкую из квартиры? Помнишь, ты сама говорила, что она к ней привязалась, надо тактику менять…
— Ну, во-первых, тактику менять уже поздно, — Элеонора Иосифовна говорила медленно и рассудительно, в этой ситуации требовался только такой тон, — во-вторых, не забывай — своя рубашка всегда ближе к телу. Если нашей дорогой Виктории придется выбирать между семейным счастьем подруги и своей карьерой… Тут и думать нечего, понятно, что она выберет.
— Ты уверена? — снова спросил Аникеев.
— Уверена, — недрогнувшим голосом сказала верная жена. — Спи, дурачок. Спи.
Однако на душе у нее было неспокойно. Нехорошие предчувствия Аникеева словно передались Элеоноре Иосифовне. И когда Аникеев наконец уснул, она продолжала лежать без сна и обдумывать возможные ходы отступления.
Элеонора Иосифовна не ошиблась в своих расчетах. Промучившись почти всю ночь, наутро Вика все-таки позвонила Кате и назначила ей свидание в одиннадцать у служебного входа в свой театр.
8
Катя застегнула наконец непослушную молнию на джинсовом комбинезоне и критически осмотрела себя в зеркале. Вообще-то живот уже видно — вон как некрасиво выпирает! И эти пятна на скулах… Она с досадой приблизила лицо к стеклу. Как ни запудривай, а видно, все равно видно! К тому же эта дурацкая жара! Она всегда любила жару, а теперь, из-за беременности, жара ее просто изнуряла. «Господи, — подумала Катя, — и человека еще называют венцом творения! Как все неудобно — несчастные женщины маются целых девять месяцев, прежде чем кого-то родить. Вот кошки счастливые, два с половиной месяца с пузом ходят — всего ничего!» На два с половиной месяца и Катя была бы согласна.
Наклонившись, чтобы завязать шнурки на тряпочных тапочках — другая обувь теперь Кате не подходила, ноги отекали, — она тяжело вздохнула. Через какое-то время она, наверное, и наклониться-то сама не сможет… И Катя снова позавидовала кошкам. «Правда, — пришло ей в голову, — не у всех животных процесс обзаведения потомством легче, чем у нас. Ведь есть еще и слоны… Слонам гораздо хуже. Слонихи страдают, кажется, два с половиной года… Бедные, бедные!» Кате стало ужасно жалко слоних.
Эти слоново-кошачьи размышления нужны были Кате, чтобы не задумываться о том, что ее по-настоящему тревожило.
Вчера Володя пришел домой очень поздно. Так поздно, что Катя уснула, не дождавшись, — в первый раз за все время своей семейной жизни. Наверное, сказалось ее состояние, Катю все время одолевали приступы сонливости. В общем-то, ничего страшного. И Володя, очевидно, решил не будить жену и лег спать в гостиной на диване. Тоже в первый раз. И тоже ничего страшного. Но он и ушел сегодня, можно сказать, ни свет ни заря. Утром, когда Катя проснулась — где-то около девяти, — он заглянул в спальню, спросил, как она себя чувствует, и сказал, что уже убегает по делам. А вид у него при этом был… Ох, ни разу Катя не видела своего уверенного в себе и спокойного мужа таким подавленным. И ей он ничего рассказать не захотел… При этой мысли на Катины глаза невольно навернулись слезы.
«Вот опять, — Катя досадливо поморщилась и смахнула слезинку рукой, — опять! Ну что ты ревешь! Сегодня вечером он все тебе расскажет, не сомневайся! Просто так получилось».
Утро, которое началось так неудачно, немного скрасил Викин звонок. Вика звала посмотреть прогон нового спектакля. Катя сначала хотела отказаться, но потом подумала и согласилась. Уж лучше она сходит куда-нибудь с Викой, чем лить слезы в одиночестве. И время до вечера быстрее пройдет. Кроме того, скоро она станет такой толстой и безобразной, что просто стыдно будет показаться на люди. Так что сейчас нужно пользоваться каждым случаем выйти в общество.