— Думаешь, папа поймет?
— Даже если нет, потеряет от этого только он. Я уже давно для себя всё решил.
— А Ани? Она, наверное, тяжело переживает отсутствие общения с нашей мамой.
— Не думаю. У неё сейчас ворох новых знакомств и занятий. Ей не до этого.
— Наверное… у вас с ней как? — спрашивает, затаившись.
Равнодушно жму плечами.
— Никак.
За её сочувственный взгляд хочется ей всыпать ремня.
Вздохнув, сестра вытирает руки салфеткой, встает и обойдя стол, садится рядом со мной. Положив голову на плечо, крепко сжимает мои пальцы.
— Если бы я могла, я бы все отдала, чтобы вы с Олей были вместе, Давид… Чтобы вернуть время назад и все переиграть для вас. Я так вас люблю обоих, что у меня сердце разрывается.
Поворачиваю голову и целую её в макушку.
— Жизнь одна. Её не переиграешь… Партию может спасти только ход конём. И то не факт.
На столе оживает мобильный Мариам, и на экране высвечивается фотография Оля.
Подняв голову, сестра тянется к телефону, но я успеваю взять его первым. Под мелодию входящего, рассматриваю снимок.
Такого у меня нет. Это селфи, вероятно у неё дома. Губы накрашены красным, волосы уложены в прическу, а на плечах виднеются тонкие лямки белого платья.
— Это она на день рождения к однокурснице ходила… — поясняет Мари, заметив, как я завис.
Слышу её голос, как в тумане, потому что все мое внимание направлено на снимок.
Оля такая настоящая… будто сейчас моргнет и оживет. Взгляд оживший, в нем блеск. Такой, какого не было в последние дни нашего общения…
— Выписали её? — спрашиваю на автомате.
— Да. Неделю продержали в больнице.
— Всё хорошо уже?
— Да. Я же говорила.
Говорила… О кисте и каком-то гидросальпинксе. О капельницах и лекарствах. О том, что Оля затянула, и киста ещё немного и лопнула бы, и тогда всё могло бы быть намного хуже.
— Там еще, кстати, сдача осталась от денег, что ты дал. Она её мне назад перекинула.
— Зачем? — жму на боковую клавишу, убирая звук мелодии, а сам, как наркоман жру свою визуальную дозу.
— Это же Оля. Если заняла, значит всегда возвращает. Да и ты дал намного больше, чем она у меня просила.
— Скажи, что друзья на то и существуют, чтобы помогать в трудной ситуации.
— Но помогла-то не я, а ты.
Звонок сбрасывается, экран гаснет, выпуская меня из дурмана. Перевожу взгляд на сестру.
— Ну Оля же об этом не знает? — давлю вопросительной интонацией и Мари отрицательно мотает головой.
— Нет, конечно. Ты же сказал не говорить.
— Вот и всё. Придумай что-то, ты её подруга. Скажи к Новому Году подарок или еще что-то. Но возвращать деньги отговори.
— Ладно.
Телефон снова оживает, от чего мое сердце во второй раз за последние пару минут дуреет.
— Ты поговори, я пока покурю, — протягиваю сестре мобильный, а сам встаю и подмигнув ей, обхожу стол. — И фотку мне потом эту скинь.
61 Давид
— Так, ну я в любом случае так сразу все не разберу, — просматривая документы, произносит отец.
Состояние здоровье ему уже позволяет заняться любимым делом, поэтому приехав сегодня утром, он практически с ходу рвётся в бой.
— Без проблем. Я помогу. Да и Анна в курсе всех дел.
Анна — секретарь, которую я нанял после ухода Оли. Опытная, способная, она включилась в работу моментально.
— Хорошо… понял тебя, сын. Сейчас пройдемся с тобой на кухню, познакомишь с кем я еще не успел пообщаться. Персонал вижу почти весь прежний, но есть и новенькие.
— Познакомлю, но для начала я бы хотел обсудить кое-что.
Вскинув бровь, отец откладывает документы и складывает руки в замок на столе. Цепко ввинчивается в меня глазами.
— Обсудить надо…
Когда не так давно зашел разговор о днях рождениях Гора с Арсеном, я сказал ему, что матери на праздниках не будет. Естественно, в меня полетели вопросы и непонимание. Мать, похоже, сама ничего ему не говорила. Либо надеется, что я передумаю и всё преспокойно останется в прошлом, либо надеется на поддержку отца, но при этом все равно опасается, поэтому и тянет до последнего.
— Я буду говорить, отец, а ты дослушай до конца. Выводы потом сделаешь сам.
— Говори…
И я рассказываю. Сухими фактами о наших с Олей отношениях, начавшихся еще когда она училась в школе. Рассказываю о том, как женился и теперь считаю этот свой поступок самым необдуманным и неверным. О событиях после его приступа. Об истерике Ани умалчиваю. Ей было достаточно унижения передо мной и Олей. Это не та информация, о которой нужно распространяться. Говорю только, что она тяжело всё восприняла и перенесла. Про Олю тоже сильно не углубляюсь, обтекаемо, так, чтобы он понял смысл. Потому что всё, что касается её — сугубо личное. Но рассказать одно, не зацепив другое невозможно. А я хочу, чтобы он понял глубину участия в этом всём матери и то, как она повлияла на исход каждого события в моей жизни.