— Мариам говорила, что он работает преподавателем, — произносит Давид.
— Да. При чём одним из лучших. — возвращаюсь к завариванию чая, — Он снова в наш город вернулся.
— Видишь его часто?
— Периодически. Он чаще с Алисой видится. Забирает её к себе на выходные.
Добавляю себе в чашку сахар, а Давиду делаю без. Он вроде бы так любил, если конечно, ничего не изменилось. На всякий случай ставлю на стол сахарницу и достаю из шкафа конфеты.
— Это сколько ей уже? — спрашивает, наблюдая за моими манипуляциями.
— Восемь. В третьем классе учится, — улыбаюсь, вспоминая о том, как сестренка на днях рассказывала, что врезала портфелем какому-то Кириллу за то, что он ей подножку поставил. — Растёт та ещё угроза мужскому полу.
Опускаю перед Давидом чашку, сама сажусь напротив него. Подбираю под себя ногу, в глаза ему не смотрю. Так это странно — вот так сидеть рядом с ним и пить чай. Фальшиво. Будто два актёра играют только им понятный спектакль. И я, надо признать, справлюсь хуже.
— Я вчера твоих сыновей видела. На тебя похожи, — произношу хотя бы что-то, чтобы нарушить удушающую тишину.
— Похожи, — кивает Давид, обхватив ладонями чашку, но к чаю так и не притрагивается.
— Они погодки, да?
Боже, зачем спрашиваю. Знаю же, что погодки. Арсен родился через год после того, как они с Ани поженились, а Гор еще через год. Мариам сложно было утаить такую информацию от меня. И хоть намеренно я не расспрашивала, она периодически сама рассказывала. В двух словах конечно, чтобы не напоминать мне лишний раз о нём, но самые важные факты я знала.
— Да. Ты сама как?
— Хорошо, — выжимаю из себя улыбку и таки решаюсь взглянуть ему в глаза, — я вчера вроде всё рассказала. Учусь, работаю.
— Живёшь одна?
На мужском лице ни тени улыбки. От того, как Давид смотрит на меня мне хочется под землю провалиться. Сбежать. Спрятаться, потому что не реагировать не получается.
Замечаю на его шее еле заметный шрам, который у него остался после драки с тем пьяницей и спешно отвожу взгляд.
— Да. Мы пока с Лёшей не съезжались.
— Давно вы вместе?
— Год почти.
— Всё, как ты хотела? — звучит резко.
Сердце сдавливает стальными клещами, я дёргаюсь, как от удара.
— Да, — встречаюсь с ним глазами.
Маска холодной сдержанности, что всё это время была у Давида на лице слетает, тёмные глаза наполняются неуправляемыми эмоциями.
Мои нервные окончания звенят, словно намагниченные. Температуры вроде бы нет, но я горю.
— Университет, новые отношения, без тяжести ответственности, возможность разорвать их в любое время, и построить другие. Это ведь тебе было нужно? Об этом ты мечтала?
Каждое его резко произнесенное слово, как пощечина. Хлесткая и оставляющая следы на моей и так избитой душе.
— Ты пришел для этого? — ставлю чашку на стол и уверенно поднимаюсь, — Узнать живу ли я той жизнью, которой хотела? — Скулы Давида заостряются, воздух вокруг нас тяжелеет, — У меня всё хорошо. Как я вижу, у тебя тоже. Детей в несчастливом браке не делают, правда же? Поэтому, если ты утолил любопытство, то попрошу тебя уйти.
Прохожу мимо него, чувствуя, что держусь на волоске. Грудь болит, хочется согнуться пополам и заскулить. Для него я навсегда останусь той, кто отказалась от него и от нас. Не захотела брать ответственность, рисковать. Отвернулась, когда он готов был уйти ради меня из семьи. Эта ненависть в его глазах, осуждение. Они хуже пыток. Снимают кожу живьем, причиняя сильнейшую боль.
Прохожу в коридор, слыша шаги позади. Включаю свет и становлюсь напротив зеркала, дожидаясь, пока он оденется и уйдёт.
Быстрее пожалуйста. Пусть оставит меня одну.
Но Давид, дойдя до меня, не проходит к вешалке, а останавливается за моей спиной. В отражении схлестываемся взглядами.
Он — на голову выше, гораздо шире в плечах, и я — болезненно смотрящая на него сквозь глянцевую пелену собирающихся в глазах слез.
Тело пронзает удар током, когда Давид внезапно больно сжимает мои плечи. Вздрагиваю и морщусь.
— Жалеешь, Оля?
Отрицательно мотаю головой. Слез в глазах становится больше. Грудную клетку распирает, по венам шипит яд.
— Ни разу не пожалела? — цедит сквозь зубы, а я ёжусь, стараясь избавиться от рук, выжигающих ожоги даже через одежду.
По щеке стекает предательская слеза. И Давид видит её. Его губы нервно дергаются.