Мариам замолкает, а я смотрю перед собой. Не чувствую ничего. Мотор заглох и не продает признаков жизни.
Не замечаю, как медленно поднимаюсь.
— Давид?… Давай я все же скажу ей о том, что ты разводишься. Или сам позвони. Слышишь?
— Не смей этого делать.
— Но…
— Выйди Мари.
— Что? — растерянно всматривается мне в лицо, — Давид, ты позвонишь?
— Выйди пожалуйста, Мариам.
— Давид…
— Я сказал выйди, — ору не своим голосом.
Всхлипнув, Мари быстро выбегает из кабинета, а я, ощутив неподъемную тяжесть на плечах, опираюсь ладонями на стол. Вдох, выдох, циркулирую воздух. По рукам струится электричество, и не в силах его контролировать, я смыкаю пальцы на краю стола и рывком опрокидываю его, отшвыривая на метр вперёд. Компьютер, документы, чашка с блюдцем — все летит на пол. Под треск пластика и звон керамики запускаю пальцы себе в волосы.
Грудь раздирает вопль.
73 Давид
Знаешь, я все ищу тебя здесь по ночам Знаешь, я все еще бесконечно люблю Я все время искал тебя, тупо искал И как будто нашел, но опять потерял (с)NЮ
Пустота, как те лангальеры, которые пожирали вчерашний день, жрёт всё моё прошлое.
Наше знакомство с Олей… Первый целомудренный поцелуй в машине, когда она меня сама поцеловала, а потом настоящий возле клуба, после которого всё перевернулось с ног на голову. Её звонкий смех, когда мы смотрели какой-то фильм в машине, потому что ни у меня дома, ни у неё мы этого не делали.
Нам всегда было «нельзя». С самого начала наши отношения строились на проклятом «нельзя»…
Впившись зубами в воспоминания, эти твари жрут наш первый раз, разговор, после которого я сломался внутри и вернулся к жизни только спустя три года. Все редкие встречи, взгляды…
Всё это остаётся там, откуда больше не достать.
А брошенное давно признание Оли о том, что она не выйдет замуж за того, кто ей нравится стало пророчеством на всю жизнь…
Вот только теперь она выйдет… не за меня.
Зажмурившись от того, как в очередной раз дергается сердечная мышца, опрокидываю в себя коньяк.
Он ни черта не помогает. Наверное, забыться в нем можно, когда хочешь этого. А я не хочу. Забываться и забывать её не хочу. Два года… семьсот пятьдесят дней без неё… и в каждом этом дне была как минимум минута крошечной надежды на то, что однажды я снова утону в ней, а она — во мне.
Оперевшись локтями на колени, роняю в ладони голову.
Внутренностей у меня нет, их испепелило, оставив только оболочку.
В дверь раздаётся звонок, но я не открываю…. Сижу в коматозе. Я в таком анабиозном состоянии вот уже несколько часов. Как домой дошел не помню.
Во второй раз он звучит настойчивее, а после пары минут моего игнорирования, в замочной скважине прокручивается ключ.
Шуршание пакета, шаги, и низкий выдох.
Поднимаю голову, встретившись глазами с Демьяном.
Он сканирует стол, на котором почти пустая бутылка и рюмка, а потом скидывает с себя куртку и вешает её на спинку стула. Достает из буфета вторую рюмку, ставит на стол и достает из пакета новую бутылку коньяка. Откупорив её, наливает себе и махом выпивает. Тоже самое проделывает во второй раз, наполнив вместе со своей и мою.
Выудив из пакета мясную нарезку, бросает на стол. Туда же уже нарезанный слайсами лимон.
Пьём молча. Он закусывает, я — нет.
— Дава, по поводу свадьбы… — говорит после пары-тройки доз коньяка, — мы не можем не пойти…
— Вы обязаны пойти, — кручу в пальцах пустую рюмку, а потом перевернув её вверх-дном, толчком отправляю вперед. Демьян ловит её у края, не позволив упасть на пол. Подталкивает обратно ко мне. — У Оли должны быть рядом родные люди в этот день.
Достав сигареты, подкуривает, а мне даже дым не лезет в легкие.
— Может, вам все же поговорить? Бля, ну не верю я в эту любовь.
— И что ты прикажешь мне ей сказать? Привет, любимая, я развелся, теперь люби меня снова?
— Ну ты же так и планировал, разве нет? Или ты не собирался к ней ехать после развода?
Рывком встаю из-за стола и отхожу к окну. Опираюсь на подоконник ладонями.
— Собирался. Если бы у неё никого не было. А сейчас…
— Сейчас она может просто согласиться выйти за кого-то, чтобы не чувствовать себя одиноко.
Отрицательно мотаю головой.