— А я его жена, — шепчу тихо.
— Вот именно. Поэтому ты наденешь лучшее платье и сделаешь вид, что полностью его поддерживаешь. Ты ведь не хочешь, чтобы ваши отношения испортились?
Хмурюсь, вспоминая его вчерашний покрытый коркой льда взгляд. Желудок неприятно стягивает, когда я вдруг представляю, что он теперь всегда так будет на меня смотреть.
Не с уважением, как раньше, не с теплом… А вот так. Будто я никто…
— Нет, не хочу, — в ужасе мотаю головой.
— Вот и умница. И запомни, Ани, ты должна быть самой красивой на этой свадьбе. Чтобы у него и мысли не было смотреть на кого-то другого.
— На кого..?
— Да хоть на кого.
Закончив разговор, я утыкаюсь взглядом в скатерть. С одной стороны, я жутко не хочу ехать. А с другой, что если Лусине права? Что, если Мариам настолько дорога Давиду, что он не простит мне, если я не поеду и наш отношения навсегда станут другими?
От накатившей паники у меня вдоль позвоночника ползёт колючий мороз. Я не хочу такого. Слишком часто видела, как живут пары, в которых муж и жена друг друга не любят. Это ужасно. Постоянные ссоры, ругань. Я с ума сойду, если мы дойдём до такого.
Еле дожидаюсь вечера.
Когда Давид приезжает, накрываю ему на стол, и пока он садится, усаживаюсь напротив.
От волнения потряхивает, внутри всё дрожит.
— Давид, я подумала над нашим вчерашним разговором, — на то, чтобы сказать все это, у меня уходят почти все силы.
— И?
Накалывая на вилку мясо, муж обдаёт меня этим страшным холодным взглядом, от которого у меня мурашки всю кожу покрывают.
— Я была неправа. Мариам твоя сестра. Я принимаю её выбор. И очень хочу поехать с тобой и разделить с ней этот день.
Запрокинув голову назад, хмыкает. Даже жевать перестает, несколько секунд раздумывая над моими словами.
А для меня они тянутся, как вечность…
— Что ж, я рад.
И все… Это все, что он мне говорит. Молча доедает ужин, и отправляется в спальню.
Я же липким потом покрываюсь. Мелкая дрожь охватывает тело, паника распространяется по венам.
Бросив всю посуду в мойку, отправляюсь следом за Давидом.
Он как раз принимает душ, поэтому мне приходится нервно вытаптывать пол в ожидании его. Чувство просто отвратительное. Я будто букашкой ненужной себя почувствовала вдруг. Вместо привычного тёплого взгляда получила этот уничижительный и абсолютно безличный…
Переодеваюсь в ночнушку, так как перед приездом Давида наспех приняла душ и ложусь в постель.
Когда он входит в спальню и выключает свет, я уже напоминаю себе электрический шар.
Кровать пружинит под его весом, Давид укрывается.
— Спокойной ночи, — произносит ровно, и тут я не выдерживаю.
Осторожно подвигаюсь к нему и кладу руку на плечо.
— Прости меня, — шепчу искренне, гладя крепкое предплечье, — я не должна была так себя вести. Целый день думала сегодня и поняла, что, если бы у меня была сестра, и она так поступила, я бы тоже поддержала её, — от собственного вранья во рту горечь растекается. Никогда в жизни я бы не пошла против родителей. Но Давиду этого знать не надо. Благо у меня нет сестры и делать такой ужасный выбор не придётся, — мне жаль, что я так резко вчера высказалась. Я была неправа.
Чувствую, как мужское тело напрягается под моими пальцами.
Давид будто снова думает, но слишком долго. Поэтому я делаю то, что он любит. Веду пальцами вниз по его руке и перетекаю ими на подкаченный живот.
— Ты простишь меня? — царапаю короткими ногтями жёсткие волоски и провожу по кроме резинки трусов. — Давид?
Секунда, две… Шумно выдыхает.
— Да.
— У нас все нормально?
Перемещаю руку и мягко давлю ему на плечо, вынуждая повернуться ко мне лицом.
Мне нужно удостовериться. Я же с ума сойду…
Давид оборачивается и кивает.
— Все в порядке, Ани. Хорошо, что ты посмотрела на ситуацию со всех сторон.
Тянусь к его губам и отчаянно прижимаюсь к ним.
— Поедем вместе, — шепчу, снова гладя его руку и живот. И хоть мысль о том, чтобы оставить сыновей на несколько дней приводит меня в ужас, я готова пойти на это, — Мариам заслуживает счастья.