Мальчик фыркнул и упер руки в бедра. Кисти были квадратные с короткими пальцами и грязными ногтями. Их тыльную сторону густо покрывали красноватые веснушки.
– Кто ты?
Взгляд его был острый и ясный, как стекло. Кэтрин почти физически ощущала вибрацию.
– Мое имя Кэтрин из Чепстоу, сир. Я умею лечить и знаю сэра Оливера.
Мальчик нахмурился.
– Я слышал о тебе.
– Надеюсь, только хорошее, сир, – улыбнулась Кэтрин, но глядя настороженно.
Генрих пожал плечами, словно ее замечание не имело смысла. Позже молодой женщине предстояло узнать, что, привыкнув к постоянным сплетням и слухам, он приобрел к ним отменный иммунитет и всегда предпочитал составлять собственное мнение.
– Когда он поправится?
– Трудно сказать, сир. Сломанным костям требуется несколько недель, чтобы срастись, но они не помешают ему встать через небольшое количество дней. Однако он тяжело ранен в левую руку, и эту рану придется лечить долго, причем неизвестно, насколько он сможет владеть ею после выздоровления.
Мальчик внимательно выслушал и кивнул, но продолжал хмуриться. Между его бровями залегли две глубокие складки.
– Тем не менее он достаточно поправится для того, чтобы сопровождать меня, когда я отправлюсь назад к отцу в Анжу. – Это прозвучало скорее как заявление, чем как вопрос. Ясные серые глаза пытливо смотрели на Кэтрин.
Оливер шевельнулся на носилках.
– Я достаточно поправлюсь для этого, сир, – произнес он, едва шевеля губами и не открывая глаз.
– Я говорил тебе не ходить, – склонился над ним Генрих. – Я говорил, что когда стану королем, ты получишь свои земли.
По губам Оливера скользнула тень улыбки.
– Честь требовала, – пробормотал он.
– Честь чуть не убила тебя, – растерянно пожал плечами мальчик.
– Лучше так, чем бесчестье, сир.
Генрих покачал головой, отступил от носилок и отрывисто бросил Кэтрин:
– Ухаживай за ним хорошо.
– Именно так я и собираюсь сделать, сир, – ответила она, не зная, сердиться или восхищаться его манерами. Десятилетний мальчик вел себя как взрослый.
Генрих едва заметно кивнул ей и исчез так же быстро, как появился.
– Неужели никто не хочет оставить меня в покое? – невнятно произнес Оливер.
– Похоже, что никто. – Кэтрин была благодарна за появление Генриха. Он дал ей передышку, чтобы взять себя в руки, и теперь она могла отвечать спокойно и весьма практично. – По крайней мере, до тех пор пока ты не окрепнешь настолько, чтобы встать и уйти.
На это Оливер не ответил, потому что уже спал.
ГЛАВА 26
Лихорадочный жар Оливера набирал силы и спадал, набирал силы и спадал. Большую часть времени он спал: тело и дух находили убежище в забвении. В покой глубокого сна время от времени вплетались грезы и явь, то прекрасные, то ужасающие, но в основном не поддающиеся осмыслению. Пришел брат, встал над ним и сказал, что он вел себя, как дурак. С ним была Эмма, она согласно кивала головой и держала на руках ребенка. Они не объяснили, почему пришли к такому выводу, полагая, видимо, что ему это известно.
Саймон и Эмма ушли, но он еще слышал, как плачет младенец, и это было странно, ведь он помнил, что ребенок родился мертвым. Была жгучая боль и голос Кэтрин, заставляющий его пить. Он пытался прогнать ее, но не мог шевельнуться. Глоток приготовленного ею питья был горячим и сладким, оставив горький привкус.
Над ним замаячило лицо Ричарда, и в нос ударил запах мокрой собаки.
– Он будет жить, правда? – прозвучал ломкий голос подростка.
– Господи боже мой, ну конечно, – раздался ответ Кэтрин. – Чем больше он спит, тем быстрее выздоровеет.
Ее прохладная рука легла на его лоб. Обшлаг рукава был расшит золотой нитью. Он знал, что она здесь, но не понимал, каким образом, – если только ее присутствие не часть ночного кошмара.
– Это правда, что он убил Рэндала де Могуна?
– Да.
Ее рука погладила лоб, а затем Оливер почувствовал, как на нем заботливо оправляют покрывала. Он хотел сказать, что это неправда, что Рэндал де Могун просто зарвался и погиб чисто случайно на пороге победы, но язык и губы не повиновались ему.
– Он может услышать меня?
– Думаю, что да.
Оливер почувствовал легкое нажатие руки на плечо, – то, которое не болело. Мальчик обратился прямо к нему:
– Я рад, что де Могун мертв, но меня совсем не обрадует, если ты тоже умрешь. Ты должен поправиться, Оливер. Мы скоро едем в Анжу, а ты обещал Генриху, что успеешь поправиться к этому времени.