– Я не знаю лекарства от проказы, – сказала она. – Я ничего не могу для тебя сделать.
– Однако оно существует. Врачи в Святой земле гораздо ученее здешних. Они знают все даже о таких лекарствах, о каких мы и понятия еще не имеем. – Глаза Луи горели.
– Мне известно, что среди арабов существует давняя лекарская традиция, – ответила Кэтрин. – Этель научила меня многому из их методов. Но я не знаю, что могло бы помочь от проказы.
Она никак не могла понять, к чему клонит муж. Зачем ему повитуха, когда правильнее было бы обратиться к лекарю? В ее мозгу начала зарождаться страшная догадка, но такая отвратительная, что она не позволяла ей оформиться словами.
– Знахарка не научила тебя всему, она была не такой мудрой, как считала сама. – Луи улыбнулся и сложил руки, но Кэтрин понимала, что это одна видимость, что он дрожит от подавляемого страха или возбуждения.
– Так что же ты хочешь? – потребовала она, внезапно потеряв терпение. – Кровоточит моя совесть или нет, но, клянусь, я сейчас уйду. Дома меня ждут муж и дети.
– Тогда тебе повезло. У меня есть только Ивейн и моя гниющая плоть, – сказал он, скривив губы. – Как там моя дочь?
– Если бы ты остался, то знал, – сварливо отозвалась Кэтрин. – Ты можешь претендовать на нее в той же степени, что и на меня, то есть никак.
Луи фыркнул и отвел глаза.
– Я не порицаю тебя за горечь, Кэтти, но имей хоть немного милосердия.
– Нет во мне никакой горечи. Я счастлива! – парировала она. – Розамунда расцветает и обещает стать красавицей, а у меня еще два сына. Мы с Оливером очень довольны. Что же до милосердия… Если у тебя есть только Ивейн да гниющая плоть, то вини лишь самого себя. А теперь скажи, что тебе надо, и дай мне уйти. – Кэтрин сделала шаг к двери, чтобы подчеркнуть свое требование. Снаружи донесся звук чьих-то поспешных шагов и стих вниз по улице. За стенкой владелец поварни грохотал решеткой кирпичного очага.
– Лекарство от проказы – это мазь, сделанная из нескольких составляющих, – проговорил на фоне этого шума Луи знакомым, приглушенным голосом – Все, что нужно, я могу достать у аптекаря, кроме одного…
– Кроме одного? – повторила Кэтрин, чувствуя, как зашевелились волоски на ее шее.
Луи расцепил руки и положил их на стол.
– Мне нужен жир, вытопленный из мертворожденного младенца, – сказал он. – Только повитуха может достать его мне.
– Господи Иисусе! – уставилась на него Кэтрин с крайним отвращением. – Я знала, что ты любишь только себя, но не понимала, что это направлено на вечную погибель твоей души! Нет, нет и нет!
– Он нужен мне, Кэтти. Мне необходимо его достать, и я могу заплатить – золотом. – Он взмахнул рукой – Боже, да не гляди ты на меня так. Какая тут беда, если ребенок мертв? Ему не нужен жир. Даже если его похоронить нетронутым, все мясо сожрут черви, оставив одни кости.
Кэтрин боролась со рвотой, но напрасно. Ей пришлось доковылять до угла и срыгнуть. Она познакомилась с темной стороной Луи в Уикхэме и даже смогла жить с ней, но никогда не подозревала ее истинных глубин. Это было святотатство, но он придавал ему не больше значения, чем вытапливанию жира из животного. Овечка на бойне. Она сглатывала и сглатывала, а перед ее мысленным взором проносились дети, которых она приняла. Розамунда, двойняшки, красные и ревущие, прямо из чрева. Рассеченное тело Эдон и ее серый, мертвый ребенок.
– Я думал, что твой желудок покрепче, – раздался сзади голос Луи. – Я прошу только достать мне мертвого новорожденного. Принеси его, а остальное сделаю я сам.
Кэтрин показалось, что она сейчас упадет в обморок. На какой-то момент мир закружился и почернел. Она вцепилась в стену и медленно перевела дух.
– Даже просьба о таких вещах ведет тебя в ад, – проговорила она. Собственный голос доносился до нее словно издалека.
– Я попаду в ад, если не найду лекарства, – с отчаянием отозвался он. – Я заплачу золотыми византинами, Кэтти.
– За все золото в мире ты не купишь моей помощи для такого дела.
За ее спиной надолго замолчали, затем Луи сказал:
– А что если я дам отказ от нашего брака, чтобы ты могла обвенчаться с Паскалем? Что если я получу церковный развод?
Было кратчайшее, едва уловимое мгновение, когда Кэтрин, к своему полнейшему отвращению, чуть было не откликнулась, и потому ее ужас удвоился. Он предлагал ей самое заветное желание за абсолютно невозможную цену.
– Может быть, у тебя не проказа, – произнесла она, скрипнув зубами – Может быть, просто твоя гнилая душа начала просвечивать сквозь кожу.
Она повернулась и, совершенно посерев, посмотрела ему прямо в лицо:
– Мне не нужны ни твои деньги, ни твои предложения, ни сам ты.