– Короче, так, – произнес Капитонов самым категоричным на свете тоном. – Пишем протокол.
– Ну слушайте, – упавшим голосом протянула Люба, с тоской провожая глазами свою постоянную покупательницу, которая опасливо посмотрела на Капитонова, потом на Любу – да и ушла в кому-то в другой конец зала. Этот служитель правосудия всю клиентуру разобьет. Стабильную выручку в рынке постоянный покупатель делает, это же всем известно! Надо участкового сплавить скорей, а то протокол – это такая нудьга! Не стоит доводить до протокола, это всем известно. – Ну товарищ старшина, ну мы же не на кондитерском производстве, весь наш товар ведь подвергается тепловой обработке!
– Ничего не знаю, – мотнул головой Капитонов. – Форма торговых работников определена уставом предприятия. А у вас пилотки вообще нет.
– Как это нет?! – возмутилась Люба и выхватила из-под прилавка проклятущую пилотку. – Есть! Только я ее…
Она хотела сказать: «Терпеть не могу!», но поймала взгляд проходившей мимо Тамары Басиной. В одной руке Тамара несла говяжьи ребрышки, которые ей только что нарубили, другой покрутила у виска, глядя на Любу. И ту как осенило: что ж она попусту заводит этого упертого дурака? Пора давать задний ход. И дала, и начала вертеться:
– Я хочу сказать, что я ее только что сняла. Выходила в туалет – и сняла, чтобы она там с головы не упала, понимаете?
Капитонов присвистнул:
– А почему сразу не надели, когда вернулись? Я же видел: когда вы болтали с этим бомжом, на вас пилотки не было.
– Да я просто не успела надеть, – брякнула Люба – и Капитонов аж подпрыгнул, как мальчишка, довольный до ужаса:
– Ага, значит, признаете, что болтали с бомжом на рабочем месте?!
Ну что, подловил он ее, очень ловко подловил, и отпираться теперь было бесполезно. Люба вздохнула:
– Ох, товарищ старшина, ну что вы такой придирчивый? Ну проще надо к жизни относиться, честное слово. Вы все так близко к сердцу принимаете, слишком много нервов тратите. От этого и бледный такой. Вам надо мясных продуктов побольше есть. Может, возьмете что-нибудь к столу?
Был Капитонов бледный, стал красный, занервничал еще сильнее и выдавил ужасным голосом:
– Вы мне что, взятку предлагаете в виде мяса?
– Мать родная… – пробормотала сокрушенно Валя. – Уж и мяса ему не предложи, тоже мне, Павлик Морозов на нашу голову выискался!
– Что? – бешено покосился Капитонов.
– Да ничего, – махнула рукой Валя, чуть не задев Любу своим острющим ножом. – Я в пилотке стою и молчу. В пилотке! – И для наглядности потыкала ножом в сторону упомянутого головного убора.
– Что тут у вас, товарищ старшина? – раздался в это мгновение начальственный женский голос, и рядом с Капитоновым образовалась маленькая сухонькая тетенька с суровым выражением лица, одетая до того уныло, что при одном ее виде зевота одолевала.
«Определенно какая-то инспекторша», – с тоской подумал Люба – и не ошиблась.
«Снегурочка!» – подумал Ермолаев и удивился, что у нее теплая рука. Он стоял и держал ее за руку, совершенно обалдев от этой невероятной красотищи, которая вдруг оказалась рядом и лишила его дара речи. Снегурочка была тоненькая и такая молодая-молодая… Почему-то казалось, что она должна все время смеяться, но глаза ее смотрели очень серьезно.
Она что-то говорила, но Ермолаев не только слова в ответ молвить не мог, но и слышать ничего не слышал. Вроде как туман, ошеломление какое-то на него нашло. Наконец к ним приблизился парень с видеокамерой – невысокий, бойкий с виду, в усах и бороде, в черной куртке, черных очках и сам черный. Назвался Димой. На него Ермолаев только мельком взглянул и тотчас забыл – опять уставился на Снегурочку. А она, озабоченно сдвинув тонкие, как прутики, брови, велела черному Диме начинать.
Оператор снял темные очки и надел другие – со светлыми стеклами, сквозь которые были видны его маленькие насмешливые глаза. Тоже черные, само собой! Потом он пристроился к видоискателю, поводил камерой туда-сюда и нажал на какую-то кнопку. Зажегся красный глазок – камера заработала. Дима наводил ее на заснеженные поля, на кривую лиственницу, поднимал к небу и опускал до самой дороги. После того вплотную взялся за Ермолаева: заставлял его проверять прицеп, поднимать капот, лазить в кузов и лихо – он так и сказал: «Лихо!» – спрыгивать. Садиться в кабину, закуривать и бросать в боковое оконце папиросу.