И отвечает…
Только не здесь, не рядом со мной. Легко поднявшись с пола, Макс забирает мобильник и уходит с ним на кухню:
— Водички заодно попью. Тебе принести?
Он уходит, а я остаюсь в комнате наедине с оглушающим грохотом сердца.
Глава 5.2
Кишки скручивает от дурных предчувствий, я будто стою на рубеже, на развилке, после которой дорога разделяется на две. И не угадаешь, какой из путей будет правильным.
Я не могу удержаться, поэтому подрываюсь с пола, и бегу следом за ним на кухню. Но не вхожу. Останавливаюсь за углом, судорожно вцепившись в стену, и вся превращаюсь в слух.
Макс отвечает не сразу. Проходит несколько секунд перед тем, как раздается его недовольное:
— Да!
На другом конце кто-то что-то говорит, я не могу разобрать ни слова, но одно знаю наверняка – голос женский. По спине острыми когтями царапает внезапный страх.
Это оно, да? То самое?
Меня аж ведет, но я только плотнее вжимаю ладонь в стену, продолжая слушать.
— Что за звонки на ночь глядя? — говорит Кирсанов, и его голос точно нельзя назвать радостным. Он полон стали и холода.
Снова женский писк в трубке, и мне до одури хочется разобрать слова, но не выходит.
— Это не могло потерпеть до завтра? — чеканит муж, — почему я должен заниматься рабочими вопросами в свой законный выходной?... Срочно? … Настолько, что не могло подождать меньше двенадцати часов, до начала рабочей недели…Чего-о-о? Включить удаленку прямо сейчас? Что за бред? Все завтра.
Не знаю, что ему там говорят, но в ответ он бреет очень строго и жестко.
Он выбирает меня.
Меня трясет. Я прижимаюсь лбом к стене и прикрываю глаза.
Он выбирает меня…
Я победила.
Тем временем Макс продолжает:
— Вариант договора на корпоративной почте. У тебя доступ есть, вот и занимайся…
Дальше идет скупое обсуждение каких-то чисел, сроков и наименований, ни слова на отвлеченные темы. Кирсанов немногословен, проговаривает быстро, по делу, и в каждой фразе явно слышится желание поскорее завершить этот разговор.
Когда он, наконец, замолкает, я аккуратно выглядываю из-за угла. Он стоит у окна, уперевшись ладонями в подоконник и смотрит в ночь. Я даже на расстоянии чувствую, как он напряжен.
— Кто это был? — тихо выскальзываю из своего укрытия.
Услышав мой голос Макс, дергается так явно, будто я его испугала, выдернув из тяжелых мыслей. Замирает на мгновение. Я слышу сиплый вдох, но когда оборачивается на губах кривая улыбка:
— Коллега.
Я подхожу ближе и заглядываю в темные глаза. Они в отличие от губ не улыбаются.
— Коллега?
— Да…Карьеристка, мать ее, готовая ночами напролет работать.
— Надо же, — поджимаю губы, — А эта твоя коллега не знает про правила двух восьмерок? Все звонки по рабочим вопросам не раньше восьми утра, и не позже восьми вечера. В остальное время человек имеет право заниматься личными делами и не думать о том, что происходит на какой-то там работе.
Я злюсь. Сама себя не понимаю, но градус внутри растет.
— Не ты ли требовала, чтобы я ответил?
— Я думала, что-то важное. Пожар, землетрясение, потоп и падение метеорита.
— Нет. Просто расширенный договор с подрядчиками, — Макс отходит от меня, достает кружку и наливает воды, но я отнимаю ее, и сама в три глотка осушаю до дна.
Меня мучает жажда. Внутри пересохло все, пустыня ширится.
У меня есть вопросы, которые я должна задать. Но так не хочется. Я бы с радостью вернулась к телевизору, продолжила смотреть фильм, и забыла бы обо всем, но разве это возможно, когда в груди так давит.
— Я не знала, что у тебя на работе есть такие карьеристки.
— На самом деле она не у меня. Это сотрудница партнеров, — Макс морщится так, будто ему неприятно об этом говорить.
— И как давно появилась эта сотрудница? До того, как ты устроил шоу с чулками в сетку? Или после?
Он дергается, будто я ему пощечину отвесила. Взгляд становится растерянным:
— Тась! Опять ты…
Я примирительно поднимаю руки:
— Признаю, шутка вышла неудачной.
Он смотрит на меня, не отрываясь, а я наблюдаю, как судорожно бьется жилка у него на виске. Нервничает, но быстро берет себя в руки:
— Она приехала с Елецким из Норильска, а теперь осталась, потому что пришлось заменять другого сотрудника.
— Имя у этой самоотверженной работницы имеется?
— Господи, — он закатывает глаза и отворачивается, — зачем тебе эта информация?