— Ммм, а раз приперлась, то не пропадать же добру?
У меня в голове все еще звучит насмешливый голос «соперницы».
Игнорирует мой выпад:
— По поводу телефона, знаю, что выглядит хреново. Но я просто забыл его в пиджаке и вышел с Мироновым и остальными на перекур…
— Угу. А она, стерва такая, взяла и без спроса в него влезла?
— Именно так.
— Не смеши меня, Макс, — пытаюсь подняться, но он удерживает на месте.
— Поверь, мне сейчас не до смеха, — он лезет в карман и достает мобильник, — вот, записи с видеокамер. Смотри.
Против воли опускаю взгляд на яркий экран.
— Вот, мы в зоне для дымящих. В углу указано время, — стучит пальцем по изображению, — А вот тот же самый момент с другой камеры.
На ней четко видно, как Алекса сидит одна в комнате на низком диванчике. Явно скучает. Неспешно качает ногой и постукивает пальцами по подлокотнику, смотрит на часы и зевает, прикрыв рот ладонью.
Потом резко выпрямляется, крутит головой по сторонам, прислушивается и проворно вскочив, несется к креслу, на спинке которого висит пиджак. Я смотрю, как она бессовестно лезет в карман и достает моргающий телефон.
Довольно улыбается, и мазнув пальцем по экрану, отвечает.
Сучка!
Камера не передает звуков, но я по губам читаю уже знакомые фразы.
Потом в комнату заходят остальные. Я вижу, как муж спотыкается на пороге, а потом бросается вперед, вырывая свой телефон из чужих когтистых лап. Затем хватает ее под руку и вышвыривает из комнаты, не обращая внимания на удивленные взгляды коллег.
Даже через экран я ощущаю его злость.
— Видишь, Тась. Я не вру! Не вру…
Глава 12
Максим
Она смотрит на меня, и в светлых глазах такая тоска, что меня самого чуть не выворачивает наизнанку. Я ненавижу себя в этот момент. Меня бомбит от одной только мысли, какой я дебил. Дегенерат с большой буквы Д.
Сейчас, когда дошло, что меня развели, как лоха, все приемы Алексы кажутся очевидными, и от этого еще противнее. Почему я сразу не заметил, не понял? Обдолбаный что ли был? Или пьяный? Или словил временный приступ шизофрении?
Почему сейчас, я вынужден смотреть в глаза жены и давиться чувством вины, и страхом, что она все узнает и уйдет. А она ведь уйдет! Не станет ни цепляться за меня, ни пытаться наступить своей гордости на горло. Таська не из тех женщин, которые готовы простить что угодно, лишь бы святые портки оставались рядом. Она встанет, отвернется и уйдет не оглядываясь. Даже если все еще будет любить.
Все еще…
Содрогаюсь от одной мысли, что это может закончится.
Не хочу. Не отпущу.
— Я верю тебе, — сипит в ответ и обессиленно закрывает глаза. Из-под длинных ресниц катятся слезы.
Хочется выть, драть волосы на голове, а еще лучше с разбегу и об стену.
Она верит мне…Человеку, который уже предал, а теперь вертится как уж на сковородке, пытаясь оправдаться и прикрыть собственные косяки.
Противно до одури, но страх потерять ее побеждает. Еще по пути сюда я думал, а не сказать ли обо всем, не упасть ли на колени и молить о прощении, но сейчас мне проще вздернуть Алексу на первом попавшемся столбе, чем признаться жене в измене.
Слабак.
— Почему она так поступила?
От вопроса, произнесенного тихим несчастным голосом, у меня встают волосы на затылке. Я ждал его и боялся.
Потому что правильный ответ: я дал ей право так думать, когда отымел на своем рабочем столе. Но вслух это звучит иначе:
— У нас конфликт.
Тася открывает глаза и внимательно смотрит на меня, ожидая продолжения.
— По рабочим вопросам, — хриплю, чувствуя себя последней сволочью, — я хотел отправить ее в Норильск, потому что недоволен ее работой.
— А она?
— Она против. Поэтому отыгрывается как может.
— Ерунда какая-то, — припечатывает Тася, — рабочий конфликт и ответ на личные звонки…как-то не складывается.
Таська умница, она все замечает, все понимает, и с логикой у нее полный порядок. Уверен, прямо сейчас она прокручивает в голове все доступные детали: волосы в машине, конфеты эти гребаные, фривольное появление Алексы в офисе, сегодняшний вечер.
Мне кажется, что все как на ладони, шито белыми нитками, и жена вот-вот все разложит по полочкам. И тогда хана всему.
По спине струится холодный пот, в висках бьет с такой силой, что перед глазами плывут темные круги.
— Я не знаю, что у нее в голове, — как можно спокойнее жму плечами.
— Так обычно реагируют не на рабочие моменты, а если…
Замолкает. Во взгляде горечь. Дышит будто через силу, и сердце бьется как у испуганной птички.