Все, звезда.
Полная.
Сейчас она сложит два плюс два и швырнет мне в лицо справедливое обвинение, а потом встанет и уйдет. И я ничем не смогу ее удержать.
У меня самого пропадает голос и способность двигаться. Паралич всего, что только можно:
— Тась…
— Хватит, — она судорожно вздыхает и, закрыв лицо ладонями, мотает головой, — я не хочу больше вопросов. Не сегодня.
Не знаю почему, но она идет на попятный, хотя могла добить прямо здесь и сейчас. Я бы не смог оправдаться, не смог вырулить, если бы она продолжила задавать вопросы и добивать логическими аргументами. Сдался бы и все рассказал.
Но Тася отступает. С одной стороны – дает шанс, с другой – продевает агонию.
— Я верю, что ты ее не звал на встречу, и она сама туда пробралась вопреки твоим распоряжениям, — спустя пару минут произносит жена, — и что досадить тебе пыталась, тоже верю. Но…
Не дышу, жду, что скажет дальше.
— Я хочу точно знать, когда она уедет.
— Скоро, — скриплю зубами, — я уже позвонил Елецкому и поставил перед фактом, что, если в течение пары дней он не пришлет кого-то другого, я расторгаю наш договор.
Тася охает:
— Ты же столько работал над этим проектом!
— Плевать.
Мне реально плевать. Я просто хочу, чтобы эта сука исчезла из нашей жизни.
— Хорошо, — Тася с трудом поднимается на ноги, и я тут же вскакиваю следом.
— Ты куда?
Страшно, что исчезнет.
— Умыться, — надсадно улыбается она и уходит в ванную. А я как раненый тигр мечусь по клетке, не зная, что делать дальше.
Кругом засада, каждый мой шаг – как по минному полю. Чуть сместился и все – провал, взрыв, кровавые ошметки вместо счастливой семейной жизни.
Подхожу к ванной комнате и приваливаюсь спиной к закрытой двери. За ней шумит душ и больше ничего не разобрать. Сердце разрывается от одной мысли, что Таська может там плакать, я ненавижу себя за то, что делаю ей больно, и, что самое страшное, могу сделать гораздо больнее.
— Дебил, — шиплю, затылком прикладываясь к двери, — придурок, конченый.
В комнате едва слышно трещит телефон. Меня передергивает. На часах почти два часа ночи – свои в такое время не пишут.
Иду за мобильником, открываю мессенджер и матерюсь. Это сообщение от Алексы.
Нажаловался все-таки?
Похоже, Елецкий уже связался с ней насчет замены. Я отхожу к окну и пишу короткое:
Пошла на хрен.
Смотри, какую фотку у себя откопала.
Следом присылает изображение. На первый взгляд ничего страшного. Это снимок с той обзорной прогулки по городу, которую мы устраивали для дорогих гостей. Там все, Елецкий, Антон, Вера, Алекса, мой помощник, я сам. И все бы ничего, только вот я почему-то не в камеру смотрю, а на Александру. И выражение морды у меня такое, будто я увидел кусок колбасы и мечтаю его сожрать.
Сука!
Что скажешь?
Я уже все сказал. Иди на хрен!
Как вам угодно, Максим Владимирович, сладких снов.
И поцелуйчик в конце.
Стерва явно забавляется, а у меня окончательно срывает крышу.
Поэтому звоню своему давнему приятелю, с которым в молодости чудили. Я потом исправился, а Роман как стоял на скользкой дорожке, так на ней и остался.
— Какие люди, — он лениво тянет в трубку.
— Привет, Ром. Не разбудил?
— Смеешься? Ночь мое самое активное время. Чего надо?
— Помощь нужна… Сам знаешь какая.
— Припугнуть кого-то из конкурентов?
— Хуже, — чувствую себя куском дерьма.
Секундное затишье, потом выстрел в яблочко:
— Примерный семьянин накосячил и теперь не может разгрести?
Он настолько легко меня считывает, что я краснею. От гребаного, простреливающего до самых пяток стыда.
— Да.
В трубке раздается смех:
— Без проблем. Говори, что за цаца, где найти. Можем, на месте поговорить, можем вывезти.
Вспоминаю Алексу… И почему-то мне кажется, что появление ребят в номере ее не испугает. Тут что-то посерьезнее надо.
— Вывози. На базу.
— Сейчас? — Ромка не из тех, кто долго раскачивается.
— Завтра к вечеру. Как сделаешь – звони, я приеду.
Я отключаю телефон и смотрю на уже светлеющее небо. Все, шутки закончены. Я и так слишком долго был джентльменом и позволял Алексе играть по ее правилам. Пора…
— Макс…
Голос за спиной, заставляет вздрогнуть. Я оборачиваюсь и вижу Тасю на пороге.
— С кем ты говорил? — испуганно спрашивает она, — и куда собрался ехать?