Выбрать главу

Мои слова больше не имеют значения — им не верят. Мое присутствие в тягость.

В те моменты, когда удается добраться до Таисии, она неизменно с красными глазами и выглядит так, будто совсем не спит, ночами напролет рыдая в подушку.

Она несчастна, но никогда не пойдет на попятный. Не простит предательства. Не сможет быть рядом с тем, кто поддался необъяснимой слабости. И можно сколько угодно оправдываться, что все это было придумано Красноволосой змеей и ее подельниками. Они это затеяли, а не устоял я. С меня и ответ.

Очередным ударом прилетает сообщение, что слушание по нашему делу переносят на десять дней раньше установленного срока.

Оказывается, не только у меня есть знакомые в этом городе, Тася тоже обзавелась связями и теперь использовала их против меня. Против нас.

— Будем тормозить? — со всей серьезностью уточняет адвокат, сообщив мне эту новость, — можем попытаться не только аннулировать это решение, но и потянуть еще пару недели, а то и месяц.

— Не надо

Я понимаю, что на цепи ее не удержишь. Тася так отчаянно рвется на волю, что у меня сердце кровью обливается

Кто я такой, чтобы ей мешать? Просто почти бывший муж, который все изговнял. Насильно мил не будешь, и я это прекрасно понимаю. Надо отпустить, вернуть ей крылья, чтобы потом снова завоевать.

Поэтому я не сопротивляюсь ускоренному процессу, запрещаю адвокату вставлять палки в колеса и смиренно принимаю наказание.

Слушание назначено на десять утра. Тася приходит в темных очках, но покрасневший нос ее выдает полностью и с головой.

Ревела. Как всегда. Из-за меня

Мы сидим на разных рядах и молчим. За нас все делают адвокаты. Нам останется только сказать решающее «да» и поставить подписи. Мне удается всучить ей что-то из недвижимости, и уже когда все бумаги подписаны, и мы официально разведены, адвокат сообщает ей про счет.

Я не вижу ее глаз за темными стеклами, но уверен, что там нет и намека на благодарность.

— Не стоило.

Голос у нее хриплый и осевший. Безжизненной

— Не отказывайся

— Я пущу эти деньги на благотворительность.

— Как хочешь, Тась, только не отказывайся.

Адвокаты, выполнив свой долг, желают нам успехов и благополучия и уходят, а мы останемся одни. Стоим на крыльце ЗАГСа, а кажется, что на руинах прежнего мира.

— Максим, — сдавленно произносит бывшая жена, и меня ведет от того, что слышу свое имя из ее уст. В последнее время она не называла меня иначе как Кирсанов.

— Тася…— делаю порывистый шаг к ней.

Но она поднимает ладонь, возводя стену между нами:

— Прости за то, что обращаюсь с такими глупостями. Но не мог бы ты подбросить меня домой…к тебе

Раньше было к нам.

— Там осталось кое-что из моих вещей. Мелочи, но я бы хотела забрать.

— Конечно

И вот мы едем в то место, которое когда-то было нашим общим домом. Рядом, но бесконечно далеко друг от друга. Не вместе.

Больше не вместе…

У меня так трясутся руки, что кажется, еще немного и я вырву руль с корнем.

А она молчит. Ее будто нет. Тень, наполненная горечью и сожалением.

Да, она жалеет, что так вышло, но это ничего не изменит.

В квартиру тоже поднимаемся молча. Таисия стоит позади, пока я пытаюсь отпереть дверь. Руки не слушаются.

Я чувствую ее взгляд в спину и схожу с ума от желания прикоснуться.

Моя девочка… Моя прекрасная любимая девочка… Прости меня. Я так виноват перед тобой, и так отчаянно тебя люблю.

— Я быстро, — шепчет она и тенью проскакивает мимо меня в нашу бывшую спальню.

Что-то шуршит там. И в какой-то момент до меня доносятся сдавленные всхлипы.

Я не нахожу в себе сил, чтобы зайти и утешить ее. Мне страшно. Поэтому сбегаю на балкон и, вцепившись в перилла, смотрю вдаль.

Хреново. Все хреново.

Спустя некоторое время, Тася выходит из комнаты со спортивной сумкой, заполненной наполовину

— Остальное можешь выкинуть

Сердце снова спотыкается и, хлебнув отравленной крови, разваливается на куски.

— Может, хоть чаю напоследок? — дрожу голосом, внезапно осознав, что сейчас она уйдет окончательно.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Хочу ее задержать хотя бы на пару минут. Хоть ненадолго, потому что в ее присутствии воздух не кажется таким горьким и в мире сохраняются краски.

Она смотрит на меня, и в ее глазах бездна печали:

— Хорошо.