Она подождет, когда все уйдут. Когда никто не сможет увидеть, во что она превратилась.
Глава 6
Боже, как он устал… Все тело ныло и болело, а в голове – свинцовая тяжесть. У Эдварда впечатление, что он пробежал полторы сотни миль до Дувра и обратно. А на самом деле всего лишь провел несколько часов у матери. И, как обычно, возвращался от нее в полном изнеможении. Правда, в фамильном особняке возле Грин-парка его поджидали дурные воспоминания и тягостное одиночество, но тут уж ничего не поделаешь. Зато дома можно как следует выспаться, а сейчас ему только это и требовалось.
Кучер остановил лошадей у парадного входа. Эдвард выбрался из кареты в промозглый сумрак ночи и зашагал по гранитным ступеням. Высокие массивные двери красного дерева плавно открылись, и яркий газовый свет потеснил густую пелену тумана. Дворецкий Гривз застыл у порога – невозмутимый и торжественный, как королевский мажордом.
Войдя в просторный холл и сняв плащ, шляпу и перчатки, герцог вручил все это Гривзу и распорядился:
– Бренди и горячую ванну. – Ему не терпелось поскорее смыть с себя запах матушкиного опиума, хорошенько выпить и лечь спать.
– Будет исполнено, милорд, – с почтительным поклоном ответил дворецкий и добавил: – Гостья вашей светлости уже приехала и ожидает наверху.
Гостья? Какая гостья? Боже милостивый, Калипсо! Точнее – Мэри, как называет ее Ивонн. Но дело не в имени, а в том, что она здесь.
Эдвард устремился к лестнице, ведущей на второй этаж. Уму непостижимо! Как он мог забыть, что сегодня вечером Калипсо приедет сюда – и вовсе не в качестве гостьи?
Приняв предложение стать ее покровителем, он решил, что она будет жить у него дома, в комнатах, смежных с его спальней. Вообще-то эти комнаты предназначались для супруги герцога (если таковая когда-нибудь появится), и селить в них содержанку никак не следовало. Но Эдвард желал, чтобы она постоянно находилась с ним рядом. Ему хотелось видеть ее, говорить с ней, сидеть с ней за одним столом, потчуя изысканными блюдами. Кроме того, Ивонн дала понять, что Мэри угрожала какая-то опасность. А раз так – ее тем более не следовало выпускать из поля зрения.
Перепрыгивая через ступени, Эдвард поднялся на второй этаж, едва ли не бегом прошел по длинному коридору и, взявшись за дверную ручку, на секунду остановился. Он уже не помнил, когда так волновался перед свиданием с женщиной.
Наконец он открыл дверь – и оцепенел. Ему в нос ударил густой запах опиума. Приторный, сладковатый запах смерти и тлена…
Герцог обвел взглядом ярко освещенную гостиную. Никого. Диван пустовал, кресло у камина – тоже. Холодный фазан и прочие блюда на столе, накрытом парчовой скатертью, не тронуты. А вот вина в графине явно поубавилось.
Силы небесные! Вино и опиум! О чем думала эта женщина? Ей жить надоело? И вообще, где же она?
– Калипсо!.. – позвал Эдвард.
Не получив ответа, он прошел в смежную комнату. Там, на широкой кровати под лазоревым балдахином, лежала хрупкая фигурка в фиолетовом платье. Тонкая рука безвольно свесилась вниз. На полу – осколки хрустального бокала и красное пятно. К счастью, не кровь, а бордо – любимое вино Эдварда.
– Мэри!
Она не отозвалась и не пошевелилась. Глядя на ее мертвенно бледное лицо, Эдвард похолодел. Он слишком хорошо знал, что такое этот беспробудный сон.
Его мать пыталась покончить с собой, приняв слишком большую дозу опиума. Неужели Калипсо решилась на самоубийство?
В ужасе Эдвард кинулся к ней и схватил ее за плечи. Слава богу, она пока дышала. Пока…
Он выпустил ее, выбежал из спальни и вихрем пронесся по коридору, чудом не поскользнувшись на шелковой ковровой дорожке.
– Гривз! – Эдвард перегнулся через перила и еще раз крикнул: – Гривз!
Старый дворецкий вышел в холл и запрокинул седую голову:
– Что угодно вашей светлости?
– Пошлите за доктором! И принесите мне воды с содой.
Гривз, явно озадаченный, сощурил подслеповатые глаза.
– Живо, черт вас возьми! – рявкнул Эдвард.
В испуге заморгав, дворецкий торопливо направился в помещение для прислуги.
Вернувшись к Мэри, Эдвард склонился над ней и прислушался. Ее дыхание стало слабее, и каждый вдох явно давался ей с огромным трудом.
Что же делать? А вот что! Он перевернул девушку, уложив ее на живот, одним движением разорвал шелковое платье сверху донизу и расшнуровал корсет.
Оставшись в нижней сорочке, Мэри прерывисто вздохнула и застонала.
– Ничего-ничего, – пробормотал Эдвард, сбросив остатки фиолетового наряда на пол. – Без этого легче дышится, правда?
В спальню вошел Гривз с бокалом на серебряном подносе.
– Идите сюда, – приказал Эдвард.