– Исчезну? – переспросила она с удивлением.
Лайон немного помедлил с ответом, потом тихо сказал:
– Как улетучиваются сны, когда просыпаешься утром…
И Оливия тотчас же поняла: Лайон говорил то, что думал. Ведь он явно смутился. И это был первый намек на то, что несравненный «золотой мальчик» Лайон Редмонд, башней возвышавшийся над ней и имевший плечи шириной с милю, мог быть уязвим.
«Пусть только кто-нибудь попробует его тронуть», – внезапно подумала Оливия и непроизвольно слегка сжала его руку.
Он тотчас ответил ей тем же. «Никогда не отпускай меня», – обратилась она к нему мысленно и тут же поняла, что эта ее мысль – совершенно неразумная, лишенная логики… В особенности теперь, когда ей вдруг захотелось, чтобы вальс поскорее закончился и она могла бы сбежать. И мчалась бы, мчалась бы стремительно, как выпущенная во время праздничного фейерверка ракета. Или, возможно, отыскала бы укромный уголок и обдумала чувства, охватившие ее сейчас. Такие запутанные, сбивающие с толку… Такие ослепительные, бурные, переполняющие…
Вообще-то Оливия не отличалась импульсивностью – предпочитала досконально разобраться в происходящем и лишь потом делать какие-то выводы. Она и сейчас так бы поступила, но не могла – не могла понять, как получилось, что она танцевала с Лайоном.
Решив, что надо хоть что-то сказать, Оливия спросила:
– Вас ведь некоторое время не было в городе, не так ли мистер Редмонд?
Он коротко кивнул.
– Да, был в Оксфорде.
– И чему же вас там обучали?
– Целому ряду полезных вещей. Латынь, крикет, а еще – как стать богатым. Вернее – как можно богаче.
– В самом деле? Значит, там имеется профессор, обучающий этому?
– Они все учат именно этому. Надо только слушать их должным образом. Вопрос в том, как потом используешь полученные знания. И каких заводишь друзей.
Оливия ничего не имела против богатства, хотя часто находила недопустимо несправедливым его неравное распределение.
– И как же вы намереваетесь разбогатеть?
– Паровые машины. Это весьма разумное инвестирование.
– Паровые машины?
– А если точнее – железные дороги. Я уверен, что паровые машины – это наше будущее. Только представьте себе, мисс Эверси, Великобританию, исчерченную вдоль и поперек железными дорогами. Когда-нибудь вы сможете добраться до Шотландии за считаные часы. Или в Бат. У меня есть также идеи насчет импорта и экспорта. Я думаю, дни каналов уже сочтены… Но разве уместно говорить об этом во время вальса? Не лучше ли высказать мое восхищение вашими… – Он окинул взглядом ее диадему, ожерелье, выпуклости грудей… и не сумел закончить фразу.
Но этот его взгляд словно обдал ее жаром, и Оливия почувствовала, что краснеет.
– Благодарю вас, – пробормотала она вполголоса – как будто и впрямь услышала чудеснейший комплимент.
Лайон вдруг громко рассмеялся. Настолько громко, что многие повернулись на этот смех. Он же проговорил, заговорщически понизив голос:
– Грозная миссис Снид неотступно наблюдает за нами. Я только что видел, как дернулся ее тюрбан. Думаю, это оттого, что она в возмущении приподняла брови.
Тут и Оливия рассмеялась, но тут же притихла, сообразив, что им вовсе не следовало столь откровенно веселиться на людях.
– Она и в самом деле грозная, уж я-то знаю. Видите ли, я провожу с ней много времени в Суссекском обществе попечения о неимущих. Моя обязанность – раз в неделю доставлять корзину продуктов семье Даффи. По вторникам.
– Даффи?.. Они, кажется, живут на южной окраине города, в том ветхом доме, что за высоким раздвоенным вязом. Домик вот-вот развалится.
– Да, верно! – Оливия почему-то ужасно обрадовалась, что он знал это место. В тот вяз однажды попала молния, расщепив ствол, а дерево продолжало расти как ни в чем не бывало…
– Миссис Снид всегда занималась благотворительностью, – пробормотал Лайон. – Даже еще в то время, когда я был мальчишкой.
Оливия вдруг ужасно пожалела о том, что когда-то, когда была совсем маленькой девочкой, ей доводилось видеть Лайона только издали. Или же только его спину, когда они бывали в церкви. Увы, она не сохранила в памяти его образ. А ведь было бы очень интересно сравнить нынешнего Лайона с тем мальчишкой…
Ей вдруг пришло в голову, что они оба, наверное, знали все об одних и тех же людях и об одних и тех же местах, но видели все это по-разному. В том числе – и собственные семьи.