Синтия РАЙТ
ЛЮБВИ ТЕРНИСТЫЙ ПУТЬ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Собирайтесь, парни, со своими инструментами,
С пилами и топорами, молотками и коловоротами.
Приносите колотушки и рубанки, ватерпасы и линейки,
Выпиленные из американской сосны звонкие рейки.
Мы примемся крышу для нас возводить,
И радостно песни звучащими будут.
Пусть наше правительство твердо стоит,
А граждане наши в свободе пребудут!
Глава 1
Зимнее солнце блистало во всех еще тающих сосульках, которые подобно сказочным алмазам свисали с крон ореховых деревьев. Миген Сэйерс верхом на своем сером мерине по кличке Лафтер направлялась на прогулку.
Покрытая грязью дорога под копытами Лафтера была отнюдь не идеальна для верховой езды. Однако — по сравнению с предшествующей зимой — этот день в начале января казался просто райским. Солнце светило и пригревало так, что можно было отказаться от тяжелой накидки.
Миген совершала верховые прогулки каждый день и утверждала, что делает это исключительно ради Лафтера. Однако Миген самой становилось не по себе, если она не могла покинуть дом. А последние недели обернулись бесконечной чередой дождей и снегопадов.
«Ореховая роща» была одной из самых больших плантаций в Виргинии и с самым прекрасным особняком к западу от горы Верной. Никто из местных жителей не мог бы назвать мисс Сэйерс южной красавицей. Проводящая целые дни в лугах верхом на Лафтере, конечно, без дамского седла, она представляла собой весьма оригинальное зрелище: с детства Миген прятала свою женственность под одеждой, которую выпрашивала у молодых грумов.
Родители Миген всю жизнь наслаждались охотой на лис, петушиными боями, танцами и картежными играми и любили попутешествовать. Девочка редко видела их, а когда это случалось, то мать и отец ограничивались тем, что изредка поглаживали ее по головке. А потому Миген росла вольным существом, со свободно развевающимися волосами цвета воронова крыла, умело и дерзко (подобно любому мужчине) державшимся в седле.
Миген ускользала от своих гувернанток, предпочитая брать книги из библиотеки и проводить послеполуденное время за чтением под одним из ореховых деревьев.
Минувшая осень выпала такой же, как и все остальные.
Рассел и Мелани Сэйерсы решили совершить вояж через океан, чтобы хорошенько повеселиться в Версале и Париже. Дочь же ехать не захотела. С чувством облегчения, прикрываемым беспомощными вздохами, они согласились, давно смирившись с тем, что Миген яростно сопротивляется их внезапным попыткам приобщить ее к светским развлечениям.
Сейчас, когда Лафтер мчался галопом по заболоченному лугу, девушка вновь унеслась мыслями к тому октябрьскому вечеру, когда узнала о кораблекрушении. С сообщением о гибели ее родителей прискакал их давний сосед Джеймс Уэйд. Миген тогда больше обеспокоило его отталкивающее «братское» объятие, чем трагическое известие о неожиданной потере матери и отца.
Вновь и вновь Миген ждала, когда же ее охватят горе и печаль. Но они так и не пришли. От понимания того, что она недостаточно любила своих родителей, у девушки было тяжело на душе. И тем не менее присущий ей здравый смысл подсказывал, что родители не сумели завоевать привязанность дочери, поскольку любили только себя…
Из чащи ореховых деревьев кто-то окликнул Миген, она нехотя сдержала бег Лафтера и повернула обратно к дому. Там ее ждал один из мальчиков-конюхов.
— В большом доме Уэйды, мисс.
Миген скорчила недовольную гримасу, но, зная, что соседи все равно будут пить чай и ждать ее, решила перебороть свое раздражение. Она отдала поводья конюху и направилась к внушительно выглядевшему кирпичному зданию в стиле эпохи короля Георга.
Крупная чернокожая повариха Флора при появлении Миген на кухне насупилась, но промолчала. У девушки были испачканы бриджи, а ее черные как смоль волосы разметались по плечам.
Но кто мог противиться ее обаянию? Румяные щеки, вызывающе обезоруживающая улыбка и сверкающие темно-фиалковые глаза. Маленькая, изящная Миген источала энергию и здоровье. Она промаршировала через кухню, пересекла холл и прошла в гостиную, где традиционно распивали чай вот уже четыре поколения Уэйдов и Сэйерсов.
Присцилла и Джеймс уже не удивились, увидев в дверях небрежно одетую хозяйку. За свои семнадцать лет она редко появлялась в приличествующем ее положению платье.
— Все отлично! Вижу, что ты не забываешь о себе! — воскликнула Миген, заметив в руках у Джеймса бокал с двойной порцией бренди.
Брат и сестра Уэйды, как всегда выглядевшие пристойно, молча улыбнулись плюхнувшейся в угловое кресло владелице дома.
Та усмехнулась, перебросив обутую в сапог изящную ножку через обитый розовым бархатом подлокотник.
— Чем объяснить подобную честь?
Темноволосый, полный Джеймс ответил несколько смущенно:
— Миген, ты ведешь себя так, будто бы ничего не изменилось. Мы обеспокоены и хотим узнать о том, каково состояние твоего духа…
Миген несколько смягчилась. Она перевела фиалковый взгляд с распутного Джеймса на его тоненькую рыжеволосую сестру. С детства две эти девочки — с несовместимыми характерами — были подругами, хотя в душе Миген относилась к Присцилле по-матерински.
— Я отнюдь не хочу быть непочтительной, но уж вам-то двоим должно быть известно, что мое существование не зависело ни от матери, ни от отца! В конечном счете…
— Миген! — одернула ее Присцилла. — Тебе следует научиться выражать уважение…
— Фи! — прервала Миген, еле сдержавшись от крепкого выражения. — Я порой прихожу к выводу, что честность — более достойная добродетель. Присцилла, ты превосходно знаешь, что мы с тобой никогда ни по одному вопросу не имели единого мнения. Не могу поверить тому, что ты теперь поучаешь меня! Я много размышляла о своих родителях и удовлетворена выводами, к которым пришла. А потому в советах твоих не нуждаюсь.
Миген привстала с кресла, и похожие на бусинки глаза Джеймса уставились на ее твердые груди под мальчишеской курткой.
В этот момент вошла служанка с чашкой и блюдцем для Миген, и невольная пауза позволила присутствующим несколько остыть.
— Тебе что-нибудь известно о состоянии твоего отца? — спросил Джеймс.
— Ничего сколько-нибудь обнадеживающего. Наш поверенный, мистер Бампсток, сообщил мне в письме о том, что отец, видимо, оказался в долгах. Адвокату, конечно, хочется, чтобы я подольше пребывала в томительном ожидании. Можно надеяться, что окончательные выводы будут сделаны к концу месяца. Однако, зная привычку мистера Бампстока затягивать…
Джеймс одним глотком выпил оставшееся в бокале бренди («Довольно жаден, судя по его жесту», — подумала Миген) и облизал губы, дабы не пропало ни капли жидкости.
— Милая Миген, я очень не люблю торопиться, но на некоторые проблемы приходится обращать внимание. Завтра я отправляюсь на Север, в Филадельфию. И я просто не мог выехать, снова не повидавшись с тобой и не убедившись, что у тебя все хорошо. — Джеймс подошел, приблизив свое лицо к Миген так, что та сморщила нос от окутавшего ее запаха бренди. — Если я тебе потребуюсь до завтрашнего дня, то буду рад оказаться рядом с тобой в любое время.
— Я запомню, милый Джеймс. Надеюсь, ты не лишишься сна в ожидании моего зова? — Миген произнесла эти слова с нежнейшей улыбкой, которая, правда, не могла скрыть от собеседника ее сарказма.
— Тогда я пойду. — Джеймс нелепо откашлялся. — Уверен, что у вас двоих найдется о чем поболтать. Позже я пришлю экипаж обратно. До свидания!
Он удалился, и Миген с любопытством взглянула на Присциллу:
— Филадельфия!.. Что привлекает туда твоего очаровательного братца?
— Фактически он отправляется туда ради меня. Надеется там сосватать свою сестренку.