Устав смотреть на полное багровеющее лицо Уильяма, Лайон перевел взгляд на тени, танцующие по резным карнизам и декорированному потолку.
— Действительно, Уильям, я хотел бы, чтобы ты избавил меня от своей тирады, — хладнокровно прервал его Хэмпшир. — Если ты продолжишь монолог в таком темпе, то тебя хватит апоплексический удар. Поэтому вот что я скажу тебе. Я раздумываю о карьере в нашем новом правительстве и именно поэтому я женюсь и поэтому нынешней весной не могу пойти в море.
— Навсегда? — Кровь отхлынула от лица Бингхэма.
Лайон внимательно посмотрел на свои отделанные кружевами манжеты и тщательно разгладил их.
— Это мы еще посмотрим…
— Как ты можешь поступить так по отношению ко мне?
А что будет с кораблями? Я не могу поверить тому, что ты говоришь.
— Ты не должен сомневаться в истинности моих слов, Уильям И не тревожься. Я не брошу тебя и Мордекая на произвол судьбы. Я присмотрю в порту компетентного моряка. Когда в будущем месяце эти суда выйдут в море, ты сможешь рассчитывать на меня во всем, кроме моего пребывания на борту. Что касается использования моих личных способностей в будущем…
Мне предстоит это еще серьезно обдумать.
Судя по тону Лайона, в окончательности его решения сомневаться не приходилось. Бингхэм понимал, что на данный момент тема закрыта. Чувствуя себя не в своей тарелке, он налил большой бокал портвейна и уныло проворчал:
— Твоя дерзость не укладывается у меня в голове. Но мне все же придется простить тебя.
Губы Лайона невольно скривились в ухмылку.
— Только представь себе, как меня успокоили твои слова! — Бингхэм снова опустошил бокал, а Лайон тем временем продолжил свою учтивую речь:
— Ты ведь все-таки сохранишь место в своем великодушном сердце — и роскошном доме — для моей невесты? Я понимаю, что навязывать…
— Я хозяин своего слова. Я сказал, что она может здесь остановиться.
— Если ты извинишь меня, — Лайон поднялся, — то полагаю, что мне пора домой. Последние десять дней я мечтал о таком вечере. О том, как бы выпить отменного бренди именно перед этим камином. Но теперь, когда я снова здесь, так долго ожидавшееся удовольствие почему-то не приходит. — Взгляд Лайона остановился на висящих над каминной доской часах, и он, тихо рассмеявшись, покачал головой:
— Я вовсе не хотел тебя обидеть, Уильям. Просто я очень устал.
— А можно ли мне надеяться, что после хорошего сна твое намерение переменится?
— Если такое произойдет, то это будет означать, что Бог услышал твои молитвы, Уильям.
Они прошли в ярко освещенный мраморный вестибюль, и их шаги гулко отдавались в безмолвном доме. У дверей Лайон остановился в ожидании Уикхэма, подавшего его высушенные и без единого пятнышка накидку и шляпу.
— Я хотел бы сказать тебе, Уильям…
— Слушаю тебя.
— Речь идет о горничной моей невесты. Она не обычная служанка…
Бингхэм смущенно заморгал и промямлил:
— Ты что, распрощался с рассудком? Во-первых, скажи мне…
— Не начинай все сначала, Уильям, — прервал его устало Лайон. — Я хочу попросить, чтобы ты позаботился о Миген — так зовут ее. Ты, конечно же, положишь на нее глаз. Она — прелестная девушка с иссиня-черными волосами и невероятными глазами, подобными фиолетовым аметистам. И если только я, зная тебя… — Краем глаза Лайон увидел, что дворецкий наклонил голову и прислушивается. — Она не обычная служанка. Вот и все. Не обычная. Пойми смысл моих слов. Если я только узнаю, что с ней поступят ненадлежащим образом.., кто угодно…
— И что ты сделаешь тогда? — поинтересовался в полном замешательстве Уильям, но, поняв, что Лайон не намерен отвечать на этот вопрос, горестно спросил:
— Во имя Бога, что, в конце концов, происходит в моем доме?
Шелест дорогих шелков возвестил о приближении Энн Бингхэм, и обе девушки в ожидании замерли. Шуршание ее юбок затихло перед дверью в спальню, и раздался деликатный стук.
Миген вышла из-за туалетного столика, чтобы открыть дверь, не забыв, приветствуя Энн, сделать реверанс и потупить взор.
— Доброе утро, мадам, — прошептала она, сжав в немом вызове кулачки.
Энн едва кивнула ей, прежде чем поприветствовать свою гостью.
— Как вам спалось, моя дорогая? Надеюсь, что хорошо?
Присцилла встретила ее на полпути, пройдя по толстому с цветным узором ковру. Глаза ее сверкали восхищением и завистью. Миген тут же отметила, что миссис Бингхэм стала для ее подруги идолом и образцом для подражания.
— За всю ночь я ни разу не открыла глаз! — воскликнула Присцилла. — Невозможно было спать плохо в такой прекрасной постели, особенно после тех, в каких мне пришлось страдать прошлые две недели во время нашего путешествия.
Энн гордо улыбнулась, взглянув на роскошную массивную кровать и дорогую золотистую драпировку.
— Я так счастлива, Присцилла, что вам понравилась эта постель, ведь вы пробудете здесь несколько недель!
Присцилла была ослеплена таким обхождением.
— Вы слишком любезны, миссис Бингхэм.
— Обращайтесь ко мне по имени! Я думала, что мы об этом условились еще минувшим вечером! В конце концов" я, не намного старше вас. Через несколько лет у вас будет такой же дом и двое таких же очаровательных детей, как у меня.
«О, это будет действительно так!» — подумала Миген.
— Я думаю, что вы правы… Энн, — произнесла Присцилла со своим милым южным акцентом и захихикала.
— Я, конечно, надеюсь на это. А теперь поспешите одеться. После завтрака мы вдвоем пробежимся по магазинам!
— О! — Зеленые глаза Присциллы вспыхнули и погасли. — Но ведь Лайон сказал, что придет…
— Моя милая девочка, я вижу, вам предстоит еще много узнать о мужчинах. Именно поэтому вам нужно поспешить, с тем чтобы уйти до его прихода! Постоянная тайна — таков ключ к тому, чтобы мужчина оставался заинтригованным. Это самый важный урок, который я познала во Франции! Вы должны все время быть добычей, представляющей для него интерес, потому что ее надо искать и завоевывать.
В этот момент на расстоянии каких-нибудь двух кварталов от особняка Бингхэмов у окна своей спальни стоял Лайон Хэмпшир. Солнце пригревало его обнаженные спину и плечи. Лайон брился ловкими, длинными взмахами, пытаясь настроить себя доброжелательно и добродушно. Прежде всего он сосредоточил мысли на погоде, увидев разрывы в темных тучах, редеющих над Делавэр. На западе небо было не правдоподобно ярко-синим — таким синим, как его глаза. Мгновение он постоял у окна, наслаждаясь желанным солнечным сиянием.
Лайон заставил себя спокойно думать о Присцилле, то есть прежде всего о ее положительных качествах, отбрасывая прочь недостатки, запечатлевшиеся в его сознании. Лайон старался вспоминать только ее восхитительные глаза и совершенные формы ее тела, излучающего аромат магнолии.
К тому времени когда он облачился в отлично скроенный темно-коричневый костюм, в парчовую жилетку и отделанную рюшами светло-желтую рубашку, Лайон почти убедил себя, что хочет увидеть свою невесту. Дурманящая погода побудила его отказаться от ожидавшего экипажа и пройтись пешком до особняка Бингхэмов.
Район Филадельфии, в котором жили Лайон и Бингхэмы, был известен под названием Светский холм. Возведенные там дома были очень нарядны.
Люди, рискнувшие впервые за несколько недель выйти на улицу и сесть на скамьи перед парадными дверями, с сомнением смотрели на небо. Лайон кивал своим соседям, хотя лишь немногих знал по имени. Юные девушки раскрыли веера, чтобы скрыть свой румянец, а их матери бросали любопытствующие взгляды на проходившего по улице красивого высокого блондина.