Оставалось лишь несколько вопросов. Может ли оказаться их любовь важнее его мечты о служении правительству? Что решил бы капитан, узнав о ее прошлом? Существует ли шанс на то, что его репутация, выдержит скандал разорванной перед свадьбой помолвки с Присциллой?
Позже она удивится тому, что в момент, решающий их судьбы, на столе Лайона лежала книга публициста Томаса Пейна, участника войны за независимость в Северной Америке, известного представителя радикального направления. Книга уже была основательно зачитана и заложена газетной вырезкой. Миген открыла ее на отмеченной странице и прочла абзац, который взывал, казалось, прямо к ней:
«В наших силах начать мир заново… Это тревога не дня, не года и не века. В борьбу вовлечены последующие поколения, и на них в большей или меньшей степени воздействуют события, развертывающиеся теперь. Сейчас время посева зерен для зарождения Континентального союза в Северной Америке».
Слова Пейна произвели на Миген не меньшее впечатление, чем вид здания администрации штата. Слезы наполнили ее глаза, когда она читала эти вдохновенные слова.
Жизнерадостный ранее, Кевин Браун чувствовал недомогание вот уже несколько недель. Он болезненно вспоминал о потере своей уверенности той ночью на лужайке особняка Бингхэмов.
Миген была прекрасной розой на поляне диких цветов, поэтому Брауна не удивило, что она не только не поддалась его очарованию, но что и сам капитан Хэмпшир имел виды на эту очаровательную служанку.
После той ночи, когда Лайон небрежным ударом кулака отправил его в нокаут, Браун предпринял несколько неудачных попыток найти Миген. Узнать о ее пребывании в доме капитана на Пейн-стрит, много времени не потребовалось. Однако что это значило? Кевин идеализировал Миген настолько, что считал ее совершенно неспособной на поведение, недостойное порядочной девушки. С другой стороны, он достаточно хорошо знал Хэмпшира и был уверен, что тот не применит силу.
Сегодня исполнился месяц после ухода Миген из особняка Бингхэмов. Браун думал о ней каждый день. Размышлял и размышлял о том, что могло случиться, пока окончательно не сбился с толку.
Нынешним утром Браун узнал, что Лайон будет сопровождать Присциллу Уэйд на паром Грея, и был несказанно рад тому, что мистер Бингхэм разрешил ему присутствовать на праздничных мероприятиях. Но Кевин, охваченный веселой храбростью, импульсивно решил вместо этого нанести визит в известный дом на Пейн-стрит.
«Все, что я хочу, — думал он, — это выяснить, каковы ее истинные чувства. И если окажется, что Миген меня не любит, то мы могли бы остаться друзьями…»
Кевин Браун оделся в свой лучший костюм, волосы его были по такому случаю напудрены, а башмаки с пряжками вычищены.
Убедившись, что капитан Хэмпшир вместе с Присциллой уехали, он отправился чуть ли не бегом на Пейн-стрит, задержавшись лишь для того, чтобы купить охапку розовых азалий.
Яркое солнце сверкало в ясном синем небе, но улицы были почти пустынны. Браун слышал свое дыхание, ускорившееся, как только его взгляду открылся особняк Хэмпшира. Волнение — снова увидеть Миген! — было столь велико, что он не заметил единственный стоящий напротив дома черный экипаж, а также слуг, наблюдавших за ним из дома, когда он нервно постучал в дверь.
«Если на то пошло, — подумал Браун, — она скорее похожа на хозяйку дома и стала красивее, чем раньше».
На Миген было элегантное, обшитое рюшами платье из шелка в черную и белую полоску. Ее блестящие локоны были высоко подколоты, лишь один длинный локон, к которому была приколота прекрасная белая роза из теплицы, ниспадал на точеную шею.
Казалось, Миген было приятно увидеть его. «Как же она изменилась! — подумал Кевин. — Платье и искусная прическа делали ее старше». Но она осталась все той же известной ему суматошной, веселой служанкой со всеми своими улыбками и остроумными репликами. Они сели за стол на кухне. Миген налила ему мадеры, и Кевин не увидел в глубинах ее фиалковых глаз прошлой настороженности.
Браун уже опрокинул два бокала вина, а Миген пила чай и говорила о Смит и о том, с каким теплом вспоминает о Кевине и обо всем добром, что он сделал для нее. Когда часы в вестибюле пробили очередной час, она побледнела.
— Миген, вы хотели бы пойти на паром Грея? Смит и Уикхэм тоже будут там. Мы вместе отпраздновали бы!
— Вы слишком добры ко мне, хотя у вас, конечно, для этого нет никаких оснований. — Маленькие пальчики Миген коснулись его руки, и ее улыбка при этом была печальной. — Я очень сожалею, Кевин, по поводу той ночи. До некоторой степени я виновата в том, что подзадорила вас тогда. Мне надо было догадаться о ваших намерениях и разъяснить вам свои. Я была эгоистична и чувствовала себя одинокой. К тому же я знаю, что и Лайон сожалеет о своем излишне сильном ударе. Впрочем, он хотел бы урегулировать отношения между вами сам.
Брауну, казалось, нечем было дышать. «Миген говорит так, — скептически подумал он, — будто считает меня переусердствовавшим мальчиком, а капитана Хэмпшира считает своим мужем!»
— Значит, это правда! Разве не так? — спросил Кевин охрипшим голосом. — Мистер Хэмпшир затащил вас в постель!
А я, как, видимо, предполагается, позволю ему удержать вас после того, как госпожа Уэйд станет его женой!
Лицо Миген побелело как мел, что еще более оттенило грусть в ее фиалковых глазах.
— Кевин, я не стану это обсуждать с вами, и не закатывайте истерику. Каковы бы ни были ваши чувства, вы не вправе претендовать на мою привязанность. Я надеялась, что мы станем друзьями… — Неожиданно слезы навернулись ей на глаза. — А ведь Бог знает, что только друг мог бы мне сегодня помочь!
Кевин увидел такое страдание, что его гнев мгновенно испарился. Он подошел к ее стулу, и Миген позволила Брауну утешить ее. Внезапно Миген выпрямилась и взяла себя в руки.
— Вероятно, это поможет мне в течение дня добиться того, что я задумала. У меня еще есть некоторое время… Мы могли бы побеседовать? — И стала бесхитростно рассказывать о своих отношениях с Лайоном. — Независимо от того, что вы или кто-либо другой думает, — закончила она свое повествование, — капитан действительно меня любит. Сегодня утром, еще до завтрака, он вдел эту розу в мои волосы и подарил браслет. — Она протянула руку и показала изысканный золотой браслет, усеянный рубинами. — Он принадлежал его матери, здесь даже выгравированы ее инициалы.
Браун слушал как зачарованный. Миген вдруг умолкла, пристально разглядывая украшение, а затем продолжила:
— Сегодня, Кевин, я отсюда уезжаю. Я все хорошо обдумала: для меня это единственный выход. Даже если Лайон и разорвет ради меня помолвку с Присциллой — а он это делать не собирается, — я все равно должна подумать прежде всего о нем. Я провела так много времени, пытаясь найти ответ на вопрос, что лучше для Лайона — столь желанная ему карьера в правительстве или наша любовь. Вчера ночью я прочла слова Томаса Пейна, и это привело меня к мысли, что на карту поставлены не просто мы оба. На волоске висит будущее нашей страны. А я слышала, что первому конгрессу нужны наиболее способные люди. Лайон, несомненно, мог быть полезен…
— Да, — с сочувствием согласился Браун. — Но куда вы поедете?
— В Бостон. Я там.., там кое-кого знаю. — Миген невольно вздрогнула при мысли о тете Агате. — Я хочу побыть в тени, пока положение Лайона не стабилизируется. Ну а потом.., время покажет.
— Миген, я бы поехал с вами. Я бы заботился о вас…
Всегда… — Черные глаза Брауна были трагически многообещающими, но Миген лишь слегка улыбнулась и ласково погладила его по щеке.
— Нет, Кевин. Так поступить по отношению к вам нечестно. Но я всегда буду помнить о нашей дружбе. А возможно, мы когда-нибудь и встретимся.