Да, с этим не поспоришь. Маркус действительно нашел ее. С распущенными волосами и распущенной шнуровкой корсета, отчего груди ее буквально вывалились наружу. Маркус живо припомнил увиденную картину, и у него пересохло во рту.
– Она пряталась за кустом и выскочила прямо на меня. Я отшатнулся, споткнулся и… – Маркус мрачно уставился в бокал. Анекдот, да и только. Будь на его месте другой, он посмеялся бы от души. – Мы оба оказались на земле, и как раз в этот момент на нас наткнулась леди Данли.
Алекс не выдержал и прыснул.
– Не вижу в этом ничего забавного.
– Тут уж не до забав, когда не знаешь, как вырваться из цепких коготков мисс Ратбоун, – промолвил Алекс. – Но со стороны… – Неудержимый хохот помешал ему закончить предложение.
– Считай, тебе повезло, что мисс Ратбоун не заявила о том, будто ты ее изнасиловал, – сказал Нейт.
– Доказательная база у нее была слабовата. К тому же когда нас увидела леди Данли, мисс Ратбоун лежала на мне и целовала в губы.
У Нейта брови поползли вверх.
– И ты не мог ее остановить?
Хорошо, что в кабинете свет приглушенный. Может, никто и не заметит, как он покраснел.
– Хорошо, что я не попытался ее остановить. Иначе со стороны могло бы показаться, что она действует по принуждению.
Унизительная правда была в том, что Маркусу не очень-то хотелось сопротивляться. Ему было… приятно.
Очевидно, похоть и была той самой непреодолимой силой, толкавшей к алтарю всех его незадачливых предков. И, если бы дело ограничивалось влечением плоти, Маркусу хватало бы изобретательных и умелых жриц любви, к услугам которых он часто прибегал. Но последнее время никакие изыски не давали ему полного удовлетворения.
Нейт нахмурился.
– Лондонские девицы известны своим бесстыдством. Тебе надо на время уехать из города, – посоветовал он.
– Отправимся на север, в край несчитаных озер и непуганых коз. Козы в отличие от лондонских девиц не отличаются вероломством. – И еще там постоянно идет холодный дождь, – сказал Маркус.
Впрочем, почему бы не воспользоваться случаем, чтобы выбраться из города на природу? Взгляд Маркуса случайно упал на письмо из Лавсбриджа.
«Странно. Письмо написано явно не рукой Эммета».
– В это время года там совсем неплохо, – заметил Алекс. – Не хочешь ли ты сказать, что боишься растаять?
– Нет, – протянул Маркус и, повертев письмо в руках, обнаружил, что печать тоже ему незнакома.
– Так чего от тебя хочет Эммет? – спросил Нейт.
– Письмо не от Эммета. – Маркус вскрыл печать. Единственный лист был испещрен мелкими неразборчивыми каракулями. Хорошо еще, что писавший не увлекался вензелями и росчерками. Но и без этих излишеств впору было приглашать шифровальщика.
Маркус поднес листок к свету. К счастью, подписано послание было печатными буквами.
Рэндольф Уилкинсон, стряпчий.
Это имя было Маркусу смутно знакомо… Вот досада! Он вспомнил, откуда знает эту фамилию. На Уилкинсона была возложена обязанность следить за тем, чтобы воля покойной Изабеллы Дорринг выполнялась неукоснительно и ритуал передачи дома самой достойной из старых дев никак и никем не нарушался. Очевидно, дом снова пустовал, и ему, Маркусу, предстояло его заселить.
– Судя по всему, мне нужно ехать в Лавсбридж. – Маркус со вздохом опустил письмо. – Уже завтра утром.
Глава 2
Апрель 1617 года. Герцог улыбнулся мне, когда мы выходили из церкви сегодня утром. У него совершенно очаровательные ямочки.
Из дневника Изабеллы Дорринг
Мисс Изабелла Кэтрин Хаттинг – для всех жителей Лавсбриджа просто Кэт – наслаждалась редкими минутами покоя. Ее не смущало то, что она сидела за низенькой детской партой, в которую едва смогла втиснуться, главное, что младшие братья и сестры были заняты своими делами. Десятилетняя Пруденс читала, свернувшись калачиком на единственном удобном кресле. Шестилетняя Сибилла, разложив краски на подоконнике, писала очередную акварель, а четырехлетние близнецы, распластавшись на полу, строили из кубиков крепость для своих оловянных солдатиков.
Кэт посмотрела на лежавший перед ней на парте чистый лист бумаги. Вот уже несколько месяцев она никак не может начать эту книгу. Герои и героини ее будущего романа наперебой пытались ей что-то рассказать, когда Кэт помогала Сибилле с арифметикой, или разглядывала ленты в деревенской лавке, или пыталась заснуть, завидуя улыбающейся во сне восемнадцатилетней Мэри, с которой из-за тесноты делила не только спальню, но и кровать. Однако сейчас, когда Кэт ничто не мешало записать их слова, они упрямо молчали.