Выбрать главу

Пока я тут. Хороню сам себя. Словно в идиотском кино про психа. Надо свыкнуться, смириться, набраться сил идти дальше. Единственная цель – это выжить, не сойти с ума, и найти убийцу брата. Остальное меня не волнует сейчас.

Эмма заходит на кухню ровно в тот момент, когда я сажусь за стол. Все, что нужно для чая я уже достал, пришлось пошарить по шкафам, конечно. Она стала разливать чай. Поблагодарив, взял свой стакан, а девушка села напротив. Мы долго молчали, наверное, минут десять, прежде чем я четко понял – пора уходить. Пусть мне хорошо здесь, по правде я действительно нашёл что искал – покой. Но своим присутствием я заставляю волноваться невинного человека. Она ведь не обязана меня понимать, так ведь?

– Ты хотел поговорить? – произносит спокойно.

– Да, – отвечаю, но какое-то время думаю, стоит спрашивать или нет, и все же спрашиваю, – вы с малышом нуждаетесь в чём-либо? – конечно не совсем то, что надо мне, но тоже важная тема. – Квартира оформлена на тебя, надеюсь?

– Адам перед… смертью, – её голос срывается, на доли секунды задерживает дыхание, закрывает изящными пальцами глаза, – обо всем позаботился. Конечно, его мачеха пыталась оспорить завещание, но буквально месяц назад все закончилось. Я выиграла суд.

– Да уж, Мадина та ещё стерва, знаю-знаю. Адам оставил завещание? Получается, он чувствовал, что… – я не могу сказать это вслух. Все ещё не примирился с тем, что кузена больше нет.

– Он ведь болел, ты разве не знал?

– Я не… «не Руслан. Я Рустам, который последние пять лет просидел в тюрьме. Это дико звучит, но я тут сам себя хороню ради того, чтобы найти убийцу брата. И о том, что происходило эти пять лет, понятия не имею, и спросить не у кого. Никому сказать не могу, никому доверять не могу. Я рассчитывал, что Адам мне поможет, но и его больше нет. Ты единственная, кому бы рассказал, клянусь. Но это опасно, мои тайны могут затянуть любого на дно», – смотрю на неё, а слова колят кончик языка. Я меньше двух недель на свободе, но уже готов сдаться и остановиться. Я не приучен лгать, и лишь дважды крупно солгал за всю жизнь. В первый раз, когда брал на себя вину брата, во второй – забирая себе его жизнь. – не знал. – заканчиваю разговор. – Мне пора. И так задержался.

ГЛАВА 5.

С самого начала стоило придти сюда, а не к Эмме. За час до утренней молитвы я забрёл в ближайшую мечеть от дома. Родственники и друзья ходят именно в эту мечеть, чтобы молиться за «меня». К моменту, когда я, совершив омовение, сидел в одном из углов и читал Коран, стали заходить старшие. Дедушка, дяди, кузены. Все собрались, кто мог приехать. Никто меня не трогал, не желая прерывать чтение Священной книги. И только после призыва Азана, я присоединился к остальным на джамаат (коллективный намаз). Мы просидели до рассвета, молясь за душу умершего, потом мужчины потихоньку стали расходиться. Когда людей осталось несколько человек, и мною уже никто не интересовался, дедушка, вдруг, подсел ближе ко мне. Какое-то время он вертел в руках чётки, а потом внимательно так посмотрел на меня. Мы сидели молча, сложив ноги и лишь звук перебивающихся чёток в наших руках выдавал, что каждому хотелось что-то сказать. Интересно, о чем он задумался? Дедушка молчал очень долго, но, наконец, заговорил.

– Кого ты обманываешь, сынок? – спросил он, ввергая меня в шок.

Я сотни раз представлял, как буду рассекречен и обвинён во лжи, но так и не придумал что скажу в своё оправдание. Что мне сейчас делать? Продолжать врать или признаться? Что я ему скажу?

– Я прекрасно помню, кого из своих внуков обучил этому, – он указывает костлявыми пальцами на чётки в моих руках, – а кто пропускал занятия по арабскому языку. Ты не умер. Но зачем-то пытаешь убедить нас в обратном.

Понимаю, что чтобы я сейчас не сказал, он все равно не поверит. Но выбор не велик. Никто не должен знать правду, не смотря на то, что мне очень бы хотелось поделиться тем грузом, что у меня внутри и попросить совета. Дедушка мог бы помочь в этом деле лучше всех, он многое повидал на своём веку, многому может научить.

«Olmaz!» (нельзя) – вдруг прозвучало в голове. Смешно, что мое прозвище «Турок» происходит именно из того, что я хорошо владею этим языком. Настолько, что в такие минуты, как сейчас, то есть волнительные и сложные, мои мысли звучат как раз по-турецки. Как, если бы, это был способ защитить свои мысли от посягательств чужого человека. Я легко могу заговорить на турецком, сам не понимая, что переключился на другой язык. То есть, мог. Раньше. Или когда сидел в тюрьме. Сейчас турецкий может звучать лишь в моей голове. У меня нет права на ошибку. Именно поэтому я вынужден солгать родному дедушке.