Захочет ли она быть с ним после всех этих лет? После всех его раскачиваний, как бы сказала Долли?
Руди сидел в баре на первом этаже отеля «Плаза» и попивал тоник. Он не пил джин… врачи не разрешали ему это. Так почему он чувствовал себя так, как будто проглотил полдесятка мартини? Ему казалось, что эта мрачная комната с обитыми дубом стенами и лепным потолком качалась из стороны в сторону, голова у него кружилась, в животе он ощущал тяжесть, во рту отвратительный привкус, похожий на вкус скисшего молока. Со своего места за стоящим у стены столиком он наблюдал за входом и перекладывал свой запотевший бокал из одной ладони в другую, стараясь изо всех сил заставить себя оставаться на месте.
Уже восемь тридцать, а Лорел все нет. Она должна была быть здесь уже полчаса назад. Во всяком случае, так сказал Вэл. Он так пообещал. А что, если Вэл водил его за нос? Или Лорел передумала? Может, она решила, что она ничем ему не обязана, и даже не хочет потратить на него несколько минут своего времени?
Но он должен встретиться с ней. Возможно, это его последний шанс.
Только сейчас они чуть было силой не затащили его в больницу. Хирургическое обследование… сказали они… но Руди прекрасно знал, что они обнаружат. Он ощущал… по неприятному вкусу во рту… что внутри у него жила болезнь. Рак толстой кишки. Боже, такая неблагородная болезнь. Но когда он значил для Бога больше, чем дурная шутка, если Бог вообще существует.
Он справится с этим. Но не сейчас. Не во время этого путешествия. А потом, когда повидается с Лорел. Потом, когда скажет ей, что мучило его все эти годы. Рак? Боже, какой парадокс. Но его убивал не рак… его убивала Лорел.
В задумчивости Руди протянул руку к стоящей перед ним вазочке и положил в рот арахис. Проглотив его, он ощутил горьковатый привкус во рту и сильную боль в желудке. Он скорчился от боли. Углом глаза он увидел, что бармен бросил на него любопытный взгляд, и заставил себя выпрямиться.
«Возьми себя в руки. Она не должна заметить, что ты болен».
– Дядя Руди?
Боль в желудке была несравнима с тем приступом нестерпимой боли, который он ощутил в позвоночнике, когда услышал голос Лорел. Он встал и чуть не опрокинул свой бокал, но вовремя схватил его.
Она шла к нему, покачиваясь на высоких каблуках, на которых она, видимо, не привыкла ходить. На ней было шифоновое платье с высоким воротником бледно-сиреневого цвета, оно развевалось при движении, как будто от дуновения невидимого ветра. Ее волосы были схвачены в мягкий пучок, но отдельные длинные пряди свисали вдоль шеи. В ушах у нее были жемчужные серьги, а на шее заколота старинная брошь, и вся она была похожа на профиль с камеи.
Боже… какая она красивая…
У Руди вдруг появилось странное ощущение. Ему показалось, что с каждым шагом она не приближается к нему, а отдаляется от него. Ему хотелось вскочить и схватить ее, но он был уверен, что если бы попробовал сделать это, то не смог бы удержаться на ногах.
– Лор… – Он не смог произнести ее имя до конца, у него было такое чувство, что стенки гортани у него проржавели.
Она стояла против него с противоположной стороны стола и держалась рукой за спинку стула, как бы стараясь защититься. Было видно, что она нервничает. Она кидала взгляды на стойку бара, над которой висела большая картина с изображением фонтана «Плаза». Боже, она была здесь… разве не было это самое главное?
Руди забыл о своей боли и заговорил.
– Ты пришла, – сказал он. Слова прозвучали глухо и невыразительно, совсем не так, как он хотел. Внутри же он чувствовал, что сердце его было готово разорваться от радости.
– Я думала, что не приду.
– Ну, раз уж ты здесь, может, ты сядешь… – Он указал рукой на стул, за спинку которого она держалась. Он боялся, что она уйдет. – Это место великолепно, не правда ли? Ты когда-нибудь видела столько резьбы? У меня такое чувство, что я в Ватикане. Ну, ты выпьешь что-нибудь?
– Нет, ничего, спасибо. У меня мало времени. Я уже опаздываю. Я оставила машину очень далеко.
– Я быстро, обещаю. – Он глубоко вздохнул. – Как ты поживаешь?
– Прекрасно. Много работаю. – Она отвечала автоматически, как обычно говорят продавцы в магазине или клерки в банке, желая тебе здоровья.
– Я видел твои книги. Они великолепны. – Он не сказал ей, что у него были все ее семь книг и что он хранил их на отдельной полке. – А сейчас ты над чем-нибудь работаешь?
– Да – Она чуть подвинулась, чтобы сесть поудобнее, и постаралась улыбнуться, но улыбка вышла какая-то грустная. – Я люблю свою работу. Но дело в том, что они платят нерегулярна это не то что иметь постоянный заработок. Но Джо, мой муж… – Она замолчала, но он все же услышал какую-то грусть в ее голосе.
– Да я слышал, что ты вышла замуж.
– Мы с Джо расстались – Она подняла глаза но в то короткое мгновение, пока она не взяла себя в рука он заметил в ее глазах грустное, жалобное выражение. Руди очень хотелось бы знать больше, но он не отважился спросить, потому что он увидел, что Лорел начала барабанить пальцами по крышке стола. – Вэл сказал мне, что ты хочешь мне что-то сказать. – Она пристально посмотрела на него, и ее глаза чуть сузились. – Я скажу тебе честно, я бы не пришла если бы он не уговорил меня сделать это. Видимо, он решил, что пора все забыть.
– А ты?
– Я не знаю, что и думать. Я знаю только, что я доверяла тебе… а ты… – Она вздохнула. – Какой смысл в том, чтобы бередить это снова?
Руди показалось, что ее слова как тяжелые камни, ударяют по стенкам его желудка. Ведь он знал, Боже милостивый, он знал, что она не простила его. Так почему же ему сейчас было так больно?
– Я позвал тебя сюда не для тога чтобы просить прощения, – сказал он, стараясь говорить спокойно, и даже едва заметно улыбнулся, хотя он чувствовал, что маска спокойствия, которую он старался сохранить на своем лице, вот-вот спадет. – Я считаю, что ты имеешь право чувствовать та что ты чувствуешь, поэтому я не прошу тебя ни о чем. Просто мне хотелось увидеть тебя.
Лорел не улыбалась… но она и не вскочила, и не ушла.
Слава Богу. Руди чувствовал, что комната перестала кружиться, и его полуобморочное состояние исчезло.
Он следил за тем, как Лорел начала играть с перламутровой застежкой своей сумочки.
– Послушай, – сказала она ему, – я больше не злюсь на тебя. Меня уже не мучит то, что ты сделал.
Руди понимал, что она не хотела обидеть его, но ее слова больно ранили. Равнодушие… это страшнее, пожалуй, чем ненависть. – Поэтому если тебе будет от этого легче, – продолжала она, – то я скажу тебе, что мне не нужны твои объяснения.
– Обещаю, что я не буду ничего объяснять. – Он развел руки, как фокусник, который хочет показать, что у него в руках ничего нет. Лорел и представить не могла, чего ему стоило сдержаться, чтобы не разрыдаться. – Я хотел тебе сказать только одно. Ты для меня все так же много значишь, как и раньше. И я хочу, чтобы ты знала об этом.
– Тогда зачем ты все это сделал? – Она соединила ладош, положила локти на стол, оперлась на них подбородком и смотрела на него, явно ничего не понимая.
Руди чувствовал, что его начало трясти. Чтобы руки перестали дрожать, ему пришлось наклониться вперед и схватиться руками за колени.
«Ты действительно хочешь знать? Ты хочешь услышать, что ты единственное существо на этом свете, которое я люблю… и которое отвечало, хоть в какой-то мере, мне взаимностью' .
Нет, он не хотел, чтобы она жалела его. Он скорее бы согласился на то, чтобы она возненавидела его. Руди начал говорить, он теребил в руках салфетку и рвал ее на мелкие полоски.
– Однажды я вел одно дело… мой клиент проиграл дело об опеке и впал в такое отчаяние, что в тот же день схватил свою маленькую дочку и сбежал с ней. Девочке было всего пять лет. К счастью, полиция поймала его до того, как он пересек границу штата. Я спросил его: «Зачем вы сделали это?» Он образованный человек, кончил университет, и, знаешь, что он мне ответил? «Я вынужден был это сделать». Теперь я понимаю, что чувствовал тот человек, вынужденный совершить нечто такое, что, он знал, не должен был делать. Извини меня, – с трудом произнес Руди. – Ты представить себе не можешь, как я обо всем сожалею. Когда я думаю о тебе и о ребенке… – Он замолчал, почувствовав, что задыхается.