И вдруг Долли осенило. И это было как прозрение. Я ведь тоже могла стать звездой… но я недостаточно этого хотела. Дело было не в том, что у Ив был талант, а у нее не было. Сид, сукин сын, был прав, говоря, что у нее было желание, но не было ее неиссякаемой жажды. Она хотела быть первой, но не более, чем ребенок, который мечтает пососать карамельку в жаркий день. Для Ив же это было необходимо, как воздух для тонущего человека.
Она видела, как Энни прошла к сцене, высоко подняв голову, и ей показалось, что на голове у Энни сияет звездная корона. Волосы ее отливали красным блеском.
Долли с горечью подумала о том, что по праву не она, а Ив должна сидеть сейчас здесь. Она бы так гордилась Энни… Глаза Долли наполнились слезами.
И тут в другом конце зала она заметила Анри, сидящего за столом около сцены. Он все же пришел. Он здесь. Ей хотелось вскочить и помахать ему рукой. Даже издалека она увидела, что он постарел, его волосы и даже усы стали куда более седыми, чем она помнила, и все же она была так рада видеть его. Ей показалось, что она начинает взлетать, как во сне.
Их глаза встретились, но Анри не улыбался и не махал ей рукой. Он пристально смотрел на нее и, хотя он не двигался, ей показалось, что он весь устремился ей навстречу. Затем она увидела, что он показывает рукой на стол с экспозицией «Жирода», расположенной недалеко от него. Что это значит? И тут она увидела… необыкновенную композицию, которой раньше не заметила. Она чуть приподнялась, чтобы разглядеть… и, о Боже… камыш, лилии, озеро, лодка, водопад… ведь это, должно быть… Булонский лес, тот день, когда они катались на лодке. Он все помнит.
Долли ощутила приятное тепло во всем теле «Он все еще любит меня».
Тут Долли повернулась и увидела, что Фельдер встал и направился к выходу. «Его отказом Энни будет убита. Если я сумею поговорить с ним… объяснить ему, какой прекрасный шоколад она делает… он увидит все выгоды сотрудничества с ней», – быстро пронеслось у нее в голове.
Только мгновение Долли сомневалась, куда ей броситься, к Анри или на помощь племяннице затем она вскочила со стула и бросилась в вестибюль вслед за Фельдером.
Спускаясь вниз, она ругала себя за то, что надела туфли на таких высоких каблуках. Она думала: «Ну хорошо, ты догонишь Фельдера… а что потом? Что именно ты собираешься сказать ему?»
Она как-нибудь убедит его, что он совершит огромную ошибку, если откажется от этого дела.
Долли, задыхаясь, добежала до изысканно украшенного холла с хрустальными люстрами и огромными китайскими горшками с лилиями, гладиолусами и дельфиниями. Но куда он исчез?
Не дожидаясь швейцара, она толкнула тяжелую стеклянную дверь и выбежала на улицу. Она опять увидела Фельдера… он пересекал улицу и шел по направлению к длинному лимузину, стоящему на противоположной стороне улицы. Даже не взглянув по сторонам, Долли бросилась за ним:
– Мистер Фельдер!
Но было уже поздно, она услышала пронзительный скрежет тормозов и увидела яркие огни двигающихся прямо на нее фар.
Что-то ударило ее. Она почувствовала, что падает.
Разочарованно подумала: «Как глупо… Сколько раз Анри говорил ей, что она неосторожно ходит по улицам. Боже, как больно…»
Вскоре боль утихла, а гул уличного движения стал тише. Долли, как ни странно, больше не было страшно. Она чувствовала себя так, как будто все время стремилась к этому… с того самого момента, как опустила то ненавистное письмо в почтовый ящик.
Она жалела только об одном. О том, что не успела сказать Анри, как сильно она все еще любит его… и всегда будет любить…
Лежа на мостовой со странно согнутыми ногами, Долли смотрела на нечеткие очертания огромного количества склонившихся над ней лиц. Она не разбирала слов, а только видела движение губ. Холод сковал все ее тело.
Вдруг она увидела солнце, лучи которого блестели на гребешках бегущей к берегу волны. Волна ударилась о берег. А в ушах у нее раздался радостный девичий смех. Она ощутила запах морского воздуха. Послышались крики чаек.
Долли увидела свою сестру: она бежит по пляжу в Санта-Монике, очертания ее гибкого тела четко вырисовываются на фоне заходящего солнца, волосы развеваются, волны набегают на ее стройные ноги.
– Ив… балда… ты забыла снять чулки.
– Мне все равно! О, Дори, прекрати быть такой занудой. Мы добились своего. Мы здесь? Ка-ли-фор-ния. Боже, неужели мы здесь? Мне кажется, что я прошлой ночью умерла и это рай.
– Это твои последние чулки. Если ты порвешь их, я тебе не дам свои.
– Дорис Бердок, ты говоришь, как мама Джо. Посмотри вокруг. Ты когда-нибудь видела столько песка? Мне хочется раздеться и закопать себя в этот песок.
– Но не думай, что я тебя буду откапывать. Я ехала сюда целую вечность из Кентукки вовсе не для того, чтобы строить песочные замки. Посмотри… у тебя уже поехал чулок. Восемьдесят девять центов пара. Как теперь ты собираешься стать кинозвездой, если будешь выглядеть как драная кошка?
– Ой, Дор, прекрати ворчать. Мы здесь! Разве ты не чувствуешь этого всем своим существом? Все остальное позади. Клемскотт – это теперь как страшный сон. И я вовсе не собираюсь назад, ты меня слышишь? Никогда! И я никогда не буду об этом думать С этого момента я – Человек. Я…
– Звезда, – прошептала Долли и почувствовала, как опускается вниз и теплый песок смыкается у нее над головой.
35
Лилии. Огромный букет лилий, они были белые и прямые, как свечи. Казалось, они переливаются в проникающем сквозь чуть распахнувшиеся занавески свете. У них сладкий запах… слишком сладкий… и какой-то искусственный. Они похожи на свечи на свадебном торте. Но лилии обычно приносят на похороны…
Долли попыталась шире открыть глаза, но не смогла. Ей показалось, что на веках у нее лежат мешки песка. Она чувствовала себя так, как будто целый день провела на пляже, все тело горело и зудело.
– Я не… – Она хотела сказать, что не умерла пока еще и что лилии не к месту, но смогла издать только горловой хрип.
Краем полузакрытого глаза она увидела, как какая-то тень начала двигаться к ней из темного угла. Чьи-то руки обхватили ее, чьи-то губы прижались к ее щеке, затем ко лбу. Она сомкнула глаза, у нее не было сил держать глаза открытыми, да ей это было и не нужно. Она и так поняла, что это Анри. Она почувствовала шероховатую кожу его щеки, колючее прикосновение усов и исходящее от него тепло и надежность. Ощутила запах несвежей одежды, в которой он провел всю ночь, вперемешку с запахом сигарет «Голуаз», огромное количество которых он наверняка выкурил. Но, Боже милостивый, ни один запах никогда не казался ей таким прекрасным.
Может быть, она умерла… и это рай.
– Анри? – едва слышно произнесла она.
– Долли… Ma poupée… – Голос его звучал глухо.
Она хотела обнять его, но руки были под капельницами, и она ощутила на запястьях тупую пульсирующую боль, которая распространилась по всему телу.
– Нет… – Она почувствовала, как Анри нежно прижал ее плечи к матрасу. – Ты не должна двигаться. Будет лучше, если ты будешь лежать спокойно.
– Где я?.. – Она вновь открыла глаза и увидела перед собой его лицо. Взглянула в его серо-синие, блестящие от слез глаза с красными кругами от усталости.
– Это Ленокс-Хилл. Это хорошая больница. И ты не должна волноваться.
– Как давно я уже здесь?
– Со вчерашнего вечера.
– А сейчас сколько времени?
Она увидела, как он посмотрел на часы:
– Половина шестого. Солнце уже садится.
– Ты хочешь сказать, что все это время я была без сознания?