А декорации – она столько над ними работала! Она придумала сделать дверной молоточек Скруджа из фольги. Дверь изображал большой кусок картона, который дал отец Марты Соседо, работающий на мебельном складе. Она покрасила его и приклеила ручку – голову льва с кольцом в пасти, чтобы было похоже на дверь. Для Рога Изобилия, который несет с собой Дух Нового Рождества, она сделала несколько яблок, апельсинов, виноградную гроздь и даже одну тыкву, побрызгала на них золотой краской и сложила в огромную стеклянную вазу для пунша, которую в школе ставили на День открытых дверей. А сколько сил ушло на костюмы! Высокую черную шляпу для Скруджа она позаимствовала у мистера Грубермана. Платье для Красавицы сделала из старой комбинации с кружевами, которую Хава помогла ей покрасить в розовый цвет.
Сначала, когда мисс Родригес назначила ее делать декорации, Лорел очень растерялась. Но учительница, которой нравились картинки, выполненные Лорел на уроках рисования, уверила ее, что все получится прекрасно. Теперь Лорел знала, что мисс Родригес была права. Она очень волновалась, думая о том, как обрадуется Энни, когда придет на праздник и увидит, какую огромную работу сделала ее маленькая сестричка.
И вот Энни не пришла.
Теперь только бы не забыть самое важное, иначе… Что-то случилось, разве можно в этом сомневаться? В животе все заледенело, как бывает, если слишком быстро съешь мороженое.
– Кого это ты все высматриваешь, Дыня, – прошептал ей в ухо насмешливый голос. Опять этот Хесус! С первого дня в школе он стал звать ее этим прозвищем. – Думаешь, сам президент приедет смотреть на тебя?
– Н-нет, – запинаясь ответила Лорел, чувствуя, что краснеет. Она ненавидела этого мальчишку. И что он все время пристает?
– Твоя мать тоже не пришла, да? – тоном заговорщика зашептал он, придвинувшись к самому ее уху.
От него исходил кисловатый запах, будто он давно не мылся в ванне. Но она впервые за все время их знакомства подумала, что он не такой уж противный.
– Моя мама умерла, – сказала Лорел и сама испугалась невероятной правды этих слов.
– Ага, моя тоже. Она все время это говорит, чтобы мы с братом не мешали ей спать. Она всегда очень усталая.
– Почему?
– Работает. Днем делает пиццу у Села, а по вечерам убирается в Санни-вью, знаешь, на Кони-Айленд-авеню, там старики сидят, как мумии. Это все потому, что мой отец – сукин сын.
– Почему?
Черные глаза мальчика наполнились презрением.
– Когда у человека нет матери или отца, он не бывает такой тупой, как ты, Дыня.
Лорел смутилась и взглянула на него с неприязнью. С чего она взяла, что он не такой противный?
– Ну и иди отсюда! – ответила она.
Тот пожал плечами и засунул кулаки в карманы.
– Вот и она ему то же самое говорила. А он взял да ушел. И больше уже не вернулся.
Он уставился глазами в пол, так что подбородок уперся в грудь, а густой черный чуб, который он зачесывал назад, поднялся надо лбом веером.
Лорел напряженно смотрела на него. И внезапно поняла, что он не насмехается. Все, что он говорил раньше, и все его грубости – это просто так. А теперь он говорит по-настоящему.
Она тронула его за руку:
– Эй, ты что?
Он вздрогнул, словно ужаленный, и поднял голову. На лбу блестели капли пота, на каждой щеке вспыхнуло по красному пятну, будто у клоуна, черные глаза горели огнем.
– А я рад, что он свалил, – зашептал мальчик. – Я этого сукина сына ненавижу!
Лорел подумала о своем отце. Однажды, еще в детском саду, она сделала ему подарок на Валентинов день – коробочку для сигар, которую вырезала из плотной бумаги, покрыв сверху слоем сухих макарон и золотой краской. Она просидела над подарком целый день, приклеивая и раскрашивая, радуясь, что так красиво получается. Вэлу понравится подарок, и он полюбит ее тоже, думала она.
Вэл действительно казался очень довольным, когда получил подарок. Он поцеловал ее и сказал, что очень ее любит.
А потом, через некоторое время, она нашла свою коробочку у него в чулане, раздавленную другими коробками. Она вынула ее оттуда и выбросила в мусорный бак. Боль была так сильна, что она не могла даже плакать. Она не сказала Вэлу ни слова, и он тоже никогда не говорил об этом.
Да, Хесуса можно понять. Только не надо ему этого говорить, а то он застесняется. Она слегка толкнула его в бок:
– И правильно! Топиться, что ли, из-за него теперь?
– Черта ему лысого! – Он заухмылялся.
– Тс, – нахмурилась мисс Родригес, приложив к губам палец.
На сцене Дики Дамбровский бубнил монотонным голосом:
– И голос у дверей молил: впусти меня скорей… Мисс Родригес легонько подтолкнула Лорел:
– Иди!
Лорел показалось, что лицо у нее сжалось, как резиновое, глаза еле удерживали слезы. Она боялась, что заплачет. Как раз, когда все будут смотреть на нее! Господи!
– Всю ночь метель под дверью выла, сугробы навалила, – продолжал Дики Домбровский воющим голосом.
– …и себе в штаны тоже, – пробормотал ей в спину Хесус, и она, сама того не желая, хихикнула. И слезы сразу отпустили.
Выйдя на сцену, Лорел забыла все свои горести.
Голос Руди скрежетал снизу. С того места, где она притаилась, – между стеной и письменным столом Долли в кабинете наверху – Энни не могла разобрать слов, только раскат его монотонного голоса, будто работала хорошо отлаженная машина. Каждое мгновение она ожидала, что раздастся скрип ступеней и тогда, даже если она забьется под стол, он все равно ее обнаружит. И потом приведет Вэла, а Вэл увезет Лорел с собой.
Ей вспомнилось «Сердце-предатель» Эдгара По. Учительница английского языка миссис Померантц поставила эту пластинку на уроке, и все слушали глубокий голос британского чтеца. Через открытое окно пахло влажной после дождя, недавно скошенной травой, блестевшей на солнце множеством капель, и в тишине класса гулко отдавалось хихиканье Сюзи Белл в особо страшных местах.
И теперь, за три тысячи миль от Бель Эр, скорчившись в неудобной позе у стены с поднятыми к лицу коленями, Энни чувствовала себя как тот герой из рассказа По, который слушал биение собственного сердца. Ее сердце тоже билось так громко, что содрогались доски пола под ногами и вибрировал стол. И, наверное, Руди тоже мог услышать его.
Но, может быть, он не догадается подняться сюда. Как же ей повезло, что она оказалась наверху, когда он появился! Она уже спускалась, когда раздался звон колокольчика и вслед за тем знакомый скрежещущий голос!
– Привет, Долли! – И затем смешок. – Принимай сюрприз! Я так рад видеть тебя, ты просто не поверишь! Да ты все цветешь, как я погляжу, по-настоящему цветешь! Ну как, удивил я тебя сегодня, а?
Энни метнулась обратно наверх и съежилась за большим столом Долли.
Сколько времени она сидит здесь? Ей казалось, что прошли долгие часы, хотя на самом деле не более 15 минут. Ужасно хотелось в туалет, но она не смела и шевельнуться. Господи, о чем они с Долли так долго говорят? Знает ли Руди что-нибудь? И где Вэл?
Руди казался ей страшнее Вэла. Потому что он гораздо умнее. Вэл всегда слушает его и делает, как он скажет. Когда Муся стала очень сильно пить, Руди уговорил Вэла увезти ее в Брэрвуд, чтобы оформить все юридические бумаги. Она отсутствовала три месяца, а когда вернулась, выглядела, как зомби. Часами сидела на одном месте, уставив неподвижный взгляд в пространство. А через полгода Энни нашла ее на полу в ванной, холодную как лед бездыханную, и пустой пузырек валялся в раковине. Ее похоронили через два дня.
А теперь Руди охотится за Лорел. Он давно высматривает ее своими отвратительными глазками. Никогда ничего не говорит, не играет с ней, только смотрит не отрываясь. Будто толстый карп, подстерегающий мелкую рыбешку.
Руди гораздо труднее обмануть, чем Вэла. Сможет ли Долли убедить его? Как жаль, что Глория уже ушла. Она могла бы посторожить Энни и держать в курсе всего, что происходит.