Чего тут только не было! Подвешенные к потолку крючья и ржавые цепи, решетки с торчащими из них гранеными шипами, жуткого вида кресла с кандалами, разделочные столы и многочисленные полки с разложенными на них пыточными инструментами. Про дыбу, испанские сапоги и корзину с крысами и говорить нечего.
А помещение-то оказалось куда больше, чем я изначально предполагал на слух! И даже при определенном недостатке освещения вполне можно было оценить масштабы трагедии.
— М-м-м… — промычал я.
— Действие токсина продлится еще минут тридцать-сорок, — пояснил мой мучитель, — Сперва вернется чувствительность, а вместе с нею и боль. Потом обаяние. Затем вы сможете говорить, и в последнюю очередь к вам вернется подвижность. Но есть способ и быстрее.
С этими словами он потянулся к небольшому столику на колесиках, что стоял рядом. И достал из кожаного футляра, лежащего на нем, шприц.
Вот только странный это был футляр. Что-то вроде кожаной плоской сумки или папки со множеством кармашков и петель, из которых торчали части металлических инструментов, среди которых без труда узнавались скальпели, ножницы и расширители…
— Один укол, и вы снова ощутите себя человеком. Хотите? Если да, то моргните два раза….
И он рассмеялся, здрав голову и вынуждая эхо взяться за работу, растаскивая отзвуки его жуткого смеха по углам и закоулкам Красной Комнаты.
Хм. А штука-то неплохая, учитывая, что моргать мне больше нечем.
Надо бы взять на заметку.
А ведь если этот псих возьмется за дело всерьез, то у моего сосуда может и сердце не выдержать. За психику, к счастью, сейчас отвечаю я, а вот за эту кровогоняющую мышцу… Надо бы принять меры, вот только какие?
Все это время я украдкой проверял, не вернулись ли мои способности. К счастью, это случилось, как только начало ослабевать действие той дряни, которой напичкал меня Джонни. Благодаря чему мне удалось выяснить, что он не одержим, и не является служителем каких-нибудь темных культов или древних богов.
Паршиво.
Значит, самый обычный псих с замашками садиста.
Который вот-вот выяснит, что я не простой бродяга, а с невероятно прочной шкурой, со странными татуировками и способный к быстрому восстановлению. А значит, и пытать такого можно дольше обычного, гора-а-аздо дольше. В общем, крайне сомнительные перспективы. Не для меня, разумеется, а для моего смертного и престарелого сосуда, который наверняка не выдержит пыток.
И что станет после этого с заключенным в этой хрупкой оболочке Люцифера — лично мне бы не хотелось проверять. Только не так.
Я еще раз внимательно огляделся по сторонам. Там, где есть место боли, страданиям и крови, всегда найдется пара-тройка инферналов. А уж в пыточной-то камере и вовсе, должно быть очень… многодемонически — или какой там аналог будет у слова «многолюдно»? Итак, что тут у нас…
А ничего!
Ни одного самого завалящего беса, неприкаянного духа или даже мелкого паразита-кровавика. Словно я не в пыточной сижу, а в лектории отцов-экзорцистов.
Как такое возможно вообще?
Прищурился, внимательнее приглядываясь к «Музыканту». Да нет, обычный смертный, ничего в нем нет святого, оккультного или мистического. Даже на внука спившегося индейского шамана не тянет… Кстати, чего он там делает? Переодевается?
Впрочем, я таки нашел разгадку.
В самом дальнем углу, в неестественно густой тени сидела ОНА.
Инкунабула.
Напоминающий древесную почку «сосуд», в котором вызревало что-то мерзкое и ужасное, не принадлежащее этому миру. Вот она, та дрянь, что не только как губка впитывает всю грязь, боль и страдания в этой комнате, но и отпугивает всех прочих инферналов.
Ай иди ж ты ко мне моя восхитительная мерзость, обниму тебя и расцелую!
Впрочем, для моей смертной оболочки подобный контакт будет… весьма неприятным. И не только потому, что поверхность инкунабулы покрыта острейшими шипами и присосками-ртами…
Судя по светящимся зловещим багрянцем прожилкам, ласкающим мой внутренний глаз, вызревать ей осталось совсем недолго — еще десяток-другой жертв, и этот чужеродный нарыв на теле Земли раскроется, подобно цветку, выпуская наружу… Еще не знаю что, но что-то наверняка прекрасное и невероятно голодное. И очень, очень опасное для всего живого, что окажется рядом.
Надо бы убираться отсюда поскорее.
Вряд ли новорожденное существо признает во мне Владыку Ада. А вот еду, которую можно истязать и переваривать заживо, снова и снова погружая в наведенные кошмары — запросто!